— Тебе понравился сегодняшний день? — спрашивает он, опуская мою руку и поднимая на меня глаза.
— Понравился.
— Хорошо. Мы его повторим.
Я даже не уверена, на что я согласилась — на свидание или еще одну экскурсию по городу?
У меня хорошее настроение, когда я иду в школу. Время близится к обеду, поэтому я направляюсь прямо в класс латыни, чтобы проверить, как дела у учеников. Поворачиваю за угол, не в силах подавить дурацкую улыбку, и чуть не спотыкаюсь, когда вижу Ноя, прислонившегося к стене и слушающего урок.
ГЛАВА ВОСЕМЬ
Ной одет в спортивную одежду. Воротник его серой футболки пропитан по́том. Его волосы влажные и завиты на концах. Темно-коричневые завитки такие же красивые, как скульптура Бернини.
Он слышит мое приближение и медленно поворачивается, чтобы оглянуться через плечо.
Его взгляд обжигает.
Я шатаюсь на следующем шаге, потом оправляюсь, досадуя на себя за то, что хоть как-то реагирую на Ноя, не говоря уже о такой реакции.
У меня в руках мои открытки и шоколадка, от которой я не могла отказаться.
Она миндальная, я знала, что ему понравится. От жары края подтаяли, но я поднимаю ее и показываю ему.
Он не выглядит ничуть впечатленным ни ей, ни мной.
Его тон язвителен, когда он спрашивает:
— Как прошло свидание?
Я почти сказала ему, что это было не свидание, не совсем свидание, но зачем беспокоиться? Какое это имеет значение, знает ли Ной правду?
— Все было хорошо.
— Планируешь оставить свой пост в Линдейл и переехать в Рим насовсем?
— А что? Думаешь снести нашу общую стену, чтобы занять мой класс?
— Было бы неплохо, — он делает вид, что раздумывает над этим. — Я помогу тебе собраться.
— Так быстро хочешь от меня избавиться? Кому ты будешь досаждать, когда меня не будет?
Он поворачивается и, таким образом, вторгается в мое пространство.
— Я тебе не досаждаю.
Фырканье, которое я издаю, настолько громкое, что может разбудить мертвого.
— Так чем вы, ребята, занимались? — спрашивает он.
Я бесстрастно пожимаю плечами.
— Смотрели друг другу в глаза. Играли в хоккей на гландах.
— А чем вы занимались на самом деле?
— Он водил меня на пончики.
Ной стонет, как раненое животное.
Я подхожу ближе, как бы вкручивая нож.
— Они были только что из фритюрницы. Целая тарелка, посыпанная сахарной пудрой. Некоторые были наполнены кремом канноли, который капал с боков. Тебе уже тесно в штанах?
Он подносит кулак ко рту, как будто ему нужно прикусить его.
— Звучит мерзко.
Смех поднимается во мне до такой степени, что его больно подавлять. Я опускаю взгляд на пол, успокаиваюсь, затем смотрю на него из-под ресниц.
— Он снова пригласил меня на свидание.
— И что?
— Я согласилась. Он такой джентльмен. И такой красивый, ты не находишь?
Он пожимает плечами.
— Не в моем вкусе.
— Верно. Это был бы не твой тип без дьявольских рожек и острого хвоста. Тебе было бы скучно до смерти.
— Это даже близко не похоже на то, что я ищу в женщине.
Я делаю еще одну попытку угадать.
— Она похищает щенков далматинцев. У нее фетиш на мех.
— Боже мой... какое у тебя бурное воображение.
Я щелкаю пальцами.
— Я поняла. Волосы из змей и скверный характер. Ее взгляд превращает мужчин в камень. Тебе нравится, когда она надевает на тебя наручники в постели.
Взгляд Ноя встречается с моим, и он отвечает:
— Черные волосы. Светлая кожа. Большие глаза. Рот, который никогда не замолкает. Она покупает мне шоколад, когда скучает по мне.
Мое сердце замирает в груди, когда он крадет шоколадку прямо у меня из рук и ловко подбрасывает ее в воздух, а через мгновение снова ловит.
Я быстро прихожу в себя. Это то, чем я горжусь.
Ной не имеет в виду ни слова из того, что говорит, я знаю это. Он пытается подзадорить меня, и, судя по румянцу на моих щеках и учащенному ритму сердца, ему это удалось.
— Умора, — произношу я, звуча глубоко невесело.
Баланс сил нарушен, и я хочу вернуть его в прежнее состояние.
Я подхожу прямо к нему, прижимаюсь грудью к его груди и откидываю голову назад, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Я чувствую запах его пота и изо всех сил стараюсь его ненавидеть.
— Так вот почему ты отправился на пробежку, пока меня не было? Нужно было сжечь всю эту ревнивую ярость? — Провожу пальцем по центру его груди, делая вид, что не замечаю твердых мышц. — Как печально.
Ной ловит мою руку в жесткий захват, чтобы остановить движение. Я сглатываю. Я забыла о нашей разнице в размерах. Его рука обхватывает мое запястье. Я — веточка, которую он может переломить на две части.
— Осторожно, — предупреждает он.
«Или что?»
За закрытой дверью царит суматоха. Стулья скрипят, рюкзаки застегиваются, дети смеются и переговариваются друг с другом. Латынь официально закончилась, и через секунду дверь распахнется, и ученики выйдут в коридор.
Но Ной все еще не отпускает свою хватку.
Он делает это специально. Заставляет меня потеть.
Я пытаюсь высвободить руку, но он не дает мне этого сделать.
Он хочет, чтобы я сдалась, но я не могу заставить себя сказать это. Вместо этого расслабляю руку.
Вот так. Доволен?
Ной нежно сжимает мое запястье и отпускает его как раз в тот момент, когда дверь распахивается. У нас не было ни секунды в запасе.
— Мисс Коэн, я знаю латынь! — провозглашает Брэндон. — Veni, vidi, vici!
— Я уже забыл, что это значит, — говорит Ли, следуя за ним. — Это «лови момент»?
— Я пришел, я увидел, я победил, — поправляет Ной, глядя прямо на меня.
Во второй половине дня мы отправляемся на очередную экскурсию. На этот раз мы отправляемся в Пантеон.
Толпы у фонтана Треви были детской забавой по сравнению с этим. На площади почти плечо к плечу. С таким же успехом мы могли бы пытаться попасть в первый ряд, чтобы увидеть Бейонсе на фестивале Коачелла11. Продавцы кричат на английском и итальянском языках, пытаясь продать маленькие миниатюры Пантеона, художественные принты и футболки. Туристы держат в руках свои Айфоны, тщетно пытаясь сделать беспрепятственный снимок церкви. Медленно движущаяся очередь огибает здание.
Сопровождающие рассредоточены вокруг группы, чтобы мы все держались вместе. Лоренцо идет впереди, жестом приглашая нас войти в церковь и пройти мимо очереди, так как у нас есть предварительный заказ на нашу экскурсию. Слава богу.
Ученики плотно следуют за ним. Ной и Габриэлла замыкают шествие, следя за всеми, кто отстал, а я держусь от них на расстоянии, предпочитая держаться впереди с некоторыми учениками Линдейл.
Кайли и Милли приближаются ко мне с явным намерением.
— Итак, мисс Коэн, мы хотели спросить... как вы думаете, Лоренцо симпатичный? — спрашивает Кайли.
— Ты имеешь в виду мистера Риччи. И это неуместный вопрос.
Милли отмахивается от моей поправки.
— Да, да. Он — мистер Риччи. Он симпатичный, нет?
Они обмениваются заговорщицким взглядом.
— Вы должны быть внимательными.
Лоренцо уже начал свою лекцию о церкви. Мы стоим в центре огромного куполообразного здания. Оно выглядит так, будто его создавали с помощью CGI12. Я смотрю вверх на окулус, удивляясь архитектурному подвигу, который смогли совершить древние римляне. Как они...
— Здесь слишком шумно, и, кроме того, я уже все знаю о Пантеоне, — говорит Милли и продолжает доказывать свою точку зрения. — Я читала о нем в путеводителе по Риму до того, как мы покинули Штаты. Это бывший римский храм, который был превращен в католическую церковь примерно в шестисотом году. Это одно из наиболее хорошо сохранившихся зданий Древнего Рима, в основном потому, что оно постоянно использовалось на протяжении всей своей истории.