Как только Ной понимает, что я поймала его взгляд, он прочищает горло и смотрит в сторону нашего места назначения.
— В данный момент мне все равно, отравлена моя еда или нет. Я умираю с голоду.
Толпа теснится вокруг бара. Жаждущие клиенты кричат, чтобы их заметили среди толпы людей. Ной пристраивается рядом со мной, поднимает руку, как будто хочет направить меня и удержать рядом, но потом сжимает кулак и отпускает его. Я чувствую себя странно... обманутой.
— Ты не видел меню? — спрашиваю я его. — Я даже не уверена, что здесь подают еду.
— Мне показалось, что я видел его за столиком, мимо которого мы только что прошли.
— Что?! — спрашиваю я, не слыша его теперь, когда толпа сгрудилась вокруг нас.
Он наклоняется ближе, его рот на волосок от моего уха.
— Я сказал...
Кто-то натыкается на Ноя, и он дергается вперед, ударяясь об меня с такой силой, что я вот-вот упаду на задницу. К счастью, он протягивает руку и хватает меня, с легкостью возвращая на ноги. Моя грудь прижимается к его груди. Мы в позе грязного танца, мое бедро зажато между его бедрами. ПРИВЕТ твердая нога Ноя. Привет другая... анатомия Ноя.
— Господи. Прости, — говорит он, отступая назад, чтобы поправить себя.
— Ты извиняешься перед Иисусом или передо мной?
Он глубоко вдыхает, затем качает головой, словно не зная, что со мной делать.
— Просто иди туда, ладно? И я собираюсь положить свою руку на твою руку, потому что боюсь, что кто-то попытается растоптать тебя, но тебе не нужно выглядеть так отвратительно из-за этого.
— Это я просто пытаюсь привыкнуть. Это немного пугает. Твоя рука может обхватить мою руку дважды. Вот. Как теперь выглядит мое лицо?
— Как будто у тебя запор.
Я подавляю желание ударить его по руке.
— Странно, что ты беспокоишься о том, что кто-то меня затопчет, — говорю я, приподнимаясь, чтобы говорить близко к его уху. — Я бы подумала, что такие вещи вызывают у тебя ликование. Ты, наверное, любишь сцену с антилопой гну в «Короле льве». У тебя есть клип, сохраненный на твоем компьютере. Ты смотришь его всякий раз, когда тебе нужно немного взбодриться.
Его рот искривляется в восхитительной улыбке.
— Ты действительно считаешь меня злодеем, не так ли? В своей голове ты напридумывала всяких историй.
Наши головы склоняются друг к другу, пока мы разговариваем. Мы должны двигаться к бару, но мы просто стоим в толпе, его рука крепко держит мою руку, мой подбородок направлен вверх, чтобы я могла видеть его как следует. В туманном свете бара он выглядит как мечта. Все эти густые волосы, гладкая кожа, мелкие веснушки на загорелых щеках. Я могла бы измерить полноту его губ. Могла бы сосчитать длинные черные ресницы, которые обрамляют его карие глаза. От него исходит тепло, как от потрескивающего огня, и я чувствую, что обожгусь, если буду стоять так близко к нему слишком долго. В моей голове крутятся опасные мысли. Мысли, которые заставили бы Ноя кататься по земле от смеха, если бы он мог их услышать. Мысли, которые появлялись в моей голове один или два раза за эти годы — в основном, когда я спала и видела сны, а значит, была вне подозрений.
— У тебя такой вид, будто ты действительно что-то обдумываешь.
Так и есть.
Я сглатываю, и он наклоняется ближе.
— Почему бы тебе не поделиться этим?
Мой взгляд остается прикованным к его губам. Скоростной поезд мог бы мчаться прямо на меня, издавая громкий гудок, а я бы не разрывала зрительного контакта с его ртом.
— Убийство. Увечья. Кровь.
— Правду, Одри.
Как у загипнотизированного пациента психушки, слова вылетают из меня прежде, чем я успеваю осознать, что говорю их.
— Мне интересно, как ты целуешься. Мне интересно, позволяешь ли ты когда-нибудь своему партнеру руководить или ты в этом деле властный засранец?
Если я и удивила его, он этого не показывает. Ной всегда контролирует ситуацию. Невозмутимый и стоический. Я так редко одерживаю над ним верх, что не могу устоять перед возможностью, когда она появляется.
Честно говоря, до сих пор никогда не задавалась вопросом, на что был бы похож поцелуй с Ноем. Почему мне вообще пришло в голову такое? Мои усилия были направлены на другое: поиск лазеек для его увольнения, разработка тщательно продуманных планов по его депортации из страны, создание крошечного оружия психологической войны, которое сведет его с ума. Пример: ослабление ручки на двери его класса. Боже, как он это ненавидел. Крестовая отвертка: $7,07. Выражение лица Ноя, когда он понял, что я сделала: бесценно.
Администрация Линдейла предпочла бы, чтобы мы держали свои руки и рты при себе, но мы в Риме, а Ной не крыса. Когда я скольжу руками по его рубашке и поднимаюсь на цыпочки, понимаю, что этот момент останется между нами навсегда.
Просовываю одну руку под воротник его рубашки, затем осторожно запускаю другую в волосы, перебираю мягкие пряди, ища что-то.
— Ты не найдешь выключателя.
Обычно меня бесит, что он читает мои мысли, но прямо сейчас это забавно, что меня раскрыли.
— Нельзя винить девушку за попытку, — говорю я, нахально и мило.
Он нахмурил брови; он любопытен и заинтригован. Я сажаю его на краешек стула. Если бы я сейчас отстранилась, он был бы очень разочарован. Эта сила кажется восхитительной. Я могу сойти с ума от нее, если не буду осторожна.
— Что ты делаешь, Одри?
— Я думала, что выразилась достаточно ясно, — говорю я, придвигаясь еще ближе к нему, вплотную прижимаясь к его телу.
Даже вытянувшись во весь рост, мне приходится прижимать Ноя к себе. За те миллисекунды, пока его рот не достигнет моего, волна паники успевает захлестнуть мою кровь.
«Святое дерьмо. Что я...»
Но тут его губы касаются моих, и пол уходит у меня из-под ног. Мои глаза закрываются. Нежный и соблазнительный, он не требует моего рта, как голодный зверь. Он расчетлив, хитер и раздражающе хорош в этом.
Я целую своего врага, и, что еще важнее, он целует меня в ответ. Одна рука крепко сжимает мою руку, а другая запуталась в моих волосах, наклоняя мою голову, чтобы он мог раздвинуть мои губы и продолжить эксперимент. Как далеко ты хочешь зайти, — дразнит он.
Я теряю представление о своей цели.
Уничтожить Ноя? Или это было что-то другое? Что-нибудь получше. Слаще. Горячее.
Я хватаю его за волосы, и он испускает стон.
Его губы искушают меня до безумия. Невинный поцелуй превращается в нечто большее.
Его руки переместились ниже. Одной рукой обхватывает мою талию, прижимая меня к нему. Другой играет с низом моего платья. Костяшками пальцев касается обнаженной кожи моей верхней части бедра, и все мое тело сжимается от желания. Это неприлично даже для переполненного бара. Кто-то должен разнять нас и отругать, но либо никто не замечает, либо всем наплевать.
По мере того, как поцелуй углубляется, и язык Ноя касается моего, я все больше и больше втягиваюсь в него. Ощущение такое, будто я погружаюсь в зыбучие пески. Чувствую себя совершенно беспомощной. Беззащитной. По его милости. Если бы он захотел затащить на барную стойку и продолжить это безумие, я бы позволила ему. Я бы сдалась, полностью.
И в этот момент ясность пронзает меня, как острый нож.
Я разрываю поцелуй и отталкиваю его.
Я совершила такую огромную ошибку. На самом деле не собиралась его целовать. Я собиралась поиграть с ним, а потом покончить с этим. Но Ной не дал этому закончиться. Он играл грязно. Докопался до самых моих корней и вытащил маленький самородок правды, который он может спрятать в передний карман своей рубашки и доставать оттуда всякий раз, когда ему захочется поиздеваться надо мной.
— Боже. Ты придурок, — шиплю я.
Он выглядит так, будто я только что дала ему пощечину.
— Что?
— Как ты посмел... сделать это! Неужели у тебя совсем нет морального компаса?