В то же время я не уверена, что две с половиной тысячи долларов — достаточная сумма, чтобы убедить меня провести три недели за границей с отрядом школьников.
Не определившись, я несу миску ризотто на диван и ем, сверяясь с календарем.
Посмотрим, в июле шестого числа день рождения у моего отца и плановая чистка зубов тринадцатого. Есть также мероприятие на двадцатое под названием «Пляжный уик-энд с Джеффом», но мы с Джеффом расстались год назад, так что не знаю, что это тут делает.
Я удаляю событие, и мой месяц совсем освобождается еще.
Некоторые люди сочтут это глубоко удручающим.
Я нахожу это лишь слегка удручающим.
«Посмотрите на все эти дни без каких-либо обязательств. Я могу буквально провалиться в открытый люк, и никто не объявит меня в розыск в течение нескольких недель!»
Мне даже не нужно советоваться с друзьями или семьей, чтобы узнать, что бы они посоветовали.
Моя мама сказала бы мне: «Сделай это! Встряхнись! Выйди из своей зоны комфорта!»
Подруги сказали бы: «Подумай обо всех этих горячих итальянских мужчинах! Ты можешь найти свою вторую половинку!»
Папа сказал бы: «Рим?! Я только что посмотрел сериал о Везувии на Историческом канале, и он в любую минуту может начать извергаться. Тебе лучше остаться в Штатах. Не хочу, чтобы ты закончила, как те бедняги в Помпеях».
Со вздохом поражения я закрываю свой ноутбук.
Значит, решено. Утром первым делом пойду в кабинет директора О'Мэлли.
Судя по всему, я еду в Рим.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Если вы задаетесь вопросом, почему между мной и Ноем существует напряжение, все просто. Мы — масло и вода. Мы не смешиваемся. Масло и вода должны просто оставить друг друга в покое, но в данном случае масло любит уколоть воду. Вода совершенно не виновна в каких-либо проступках. Вода — хороший учитель, который не лезет не в свое дело. Злодей здесь масло, а не вода.
Мы проработали вместе три года, и я потеряла счет всем нашим выходкам.
Трудно сказать, кто нанес первый удар.
Я помню, как Ной придумал изощренный розыгрыш на Хэллоуин, чтобы, когда я открою дверь в класс, с потолка на меня посыпались фальшивые пауки. Я так громко закричала, что школьный охранник пронесся по коридору со скоростью света.
«В укрытие!»
Справедливости ради, позже в том же году я подделала подпись Ноя на роковом бланке регистрации.
— Я вижу, что мистер Петерсон вызвался вести наше собрание по половому воспитанию для восьмиклассников. Давайте поаплодируем мистеру Петерсону, — объявил директор О'Мэлли на собрании всего коллектива на той неделе.
Ной мгновенно нашел меня своим холодным взглядом.
Его взгляд «ты зашла слишком далеко» стоил каждого паука.
Несмотря на то, что мы оба придерживаемся негласного правила «Никогда не болтай», слухи о наших выходках все равно распространяются по школе.
Однажды директор О'Мэлли вызвал нас в свой кабинет для «дружеской беседы».
— В чем, собственно, проблема? — спросила я, являя собой образец вежливости с мягкой улыбкой и добрыми глазами. На мне было бледно-розовое платье, и утром я уложила свои длинные волосы в мягкие локоны. Я выглядела безобидной, как котенок.
— Ходят слухи, что вы не можете поладить друг с другом.
Мы с Ноем не сотрудничали и не проясняли нашу историю, но нам это и не требовалось. Мы оба знали, что у директора О'Мэлли нет шансов нас помирить, но, что еще важнее, мы не искали проблем с администрацией. Сдать друг друга было бы равносильно тому, чтобы свернуть, проиграть, отмене времени в игре, которую никто из нас не закончил.
— Мы? — спросил Ной, проводя большим пальцем взад-вперед между нашими стульями. — Мы?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — сказала со смехом я. — Ной мне как брат.
Ной на это ощетинился, но не думаю, что директор О'Мэлли заметил.
— Да, Одри мне как младшая сестра. Только посмотрите на нее.
Он протянул руку и взъерошил мои волосы, испортив при этом все кудри.
Мне захотелось ударить его в подбородок, но я сдержала желание, и потому что это было бы больно — его подбородок точеный и сильный, как у фигурки супергероя, — и потому что мы все еще сидели перед директором О'Мэлли.
Наш босс смотрел на нас проницательными глазами, а мы все это время улыбались, как психи.
Наконец, желая вернуться к своему недоеденному пончику и кофе, он махнул нам рукой.
— Ладно. Может, это просто глупые школьные сплетни. Идите, вы двое.
Мы одновременно поднялись со стульев и нога в ногу пошли к двери. На пороге Ной посторонился, взмахнув рукой в очаровательном рыцарском жесте, позволяя мне выти первой.
— Какой джентльмен! — воскликнула я, мой слащавый тон не соответствовал ненавистному взгляду, который я бросила на Ноя.
Я вспоминаю то утро сейчас, когда стою перед дверью кабинета директора О'Мэлли, ожидая его прихода.
В школе тихо, так как ученики должны прийти только через час. У меня достаточно времени, чтобы поболтать с директором О'Мэлли, прежде чем я отправлюсь в свой класс и проверю электронную почту, выпью кофе, может быть, сделаю небольшие покупки в Интернете для своего большого летнего путешествия.
Я слышу, как кто-то приближается, и, ожидая увидеть нашего директора, поднимаю глаза с победной улыбкой, но тут же раскрываю рот, когда понимаю, что это Ной.
Он улыбается Лиз, секретарше директора О'Мэлли, которая тает в его присутствии.
Какая трата весьма хорошего лица.
Ной красив в том смысле, что это не субъективно — это факт. Начиная с макушки, у него густые, слегка волнистые каштановые волосы. Парикмахеры должны падать в обморок, когда он садится в их кресло. Его лицо...
Дрожь пробегает по моему позвоночнику.
«Ладно. Все в порядке».
Его черты в целом приятны, я полагаю. Я слышала, как другие учителя говорили о нем, как о втором пришествии Христа, и, пожалуйста, не могли бы мы получить здесь немного новой крови? Он, конечно, симпатичный, но знаете что? Таким же был и Тед Банди!
Я прищелкиваю языком и отворачиваюсь, как только он меня замечает. В кабинете напротив еще темно, и я ловлю свое отражение в прямоугольном окне на двери. Мой рост — пять футов восемь дюймов (прим.: примерно 173 см). У меня черные волосы, которыми я невероятно горжусь. Они блестящие, прямые и спускаются до середины спины. Сегодня я закрутила половину волос в симпатичный пучок. Мои глаза большие, миндалевидные и на тон темнее, чем у Ноя. В свои худшие, самые детские дни я надеюсь, что Ной находит меня невероятно привлекательной. Я хочу быть в точности его типажом, вплоть до формы моих губ-бантиков, потому что мне нравится кармическое возмездие в этом.
— Пришел написать заявление об уходе? — спрашиваю я, когда он подходит ко мне вплотную, касаясь плечом моего плеча.
По обе стороны от нас километры коридора; Ной не должен быть так близко. Я знаю, что он делает это, чтобы позлить меня.
Теперь вижу его в отражении напротив. Ну, часть его. Его габариты не уменьшить до этого маленького прямоугольника, как мои.
Я смотрю на его отражение, и тут он в упор говорит:
— Мы не можем оба поехать в Рим.
Я распрямляю плечи.
— Вот именно, поэтому уходи. Я первая пришла.
— Кто сказал, что директор О'Мэлли выберет тебя? У тебя нет опыта преподавания истории.
— Как и у тебя.
Я учитель английского. Ной — алгебры. Ни один из нас не имеет никакого отношения к группе детей в Риме.
— В колледже я изучал историю с упором на Древний Рим.
Мои глаза расширяются в панике.
— Неужели?
Не меняя выражения лица, он отвечает:
— Нет, но директору О'Мэлли это знать не обязательно.