Я беру его за руку и тащу в свою комнату, и мы вместе падаем на мою кровать.
К нашей чести, поначалу все платонически. Мы лежим лицом друг к другу. Мои глаза блуждают по каждому сантиметру его тела. Его руки спокойно лежат на моей талии, не двигаясь.
— Мы должны спать, — говорит он. — Закрой глаза.
Я закрываю. Ровно на полсекунды, а потом прищуриваю один глаз, чтобы увидеть, что он делает то же самое.
Так, так, так... похоже, ни одному из нас нельзя доверять.
Мы прекращаем это дерьмо и открываем глаза.
Я придвигаюсь чуть ближе. Он наклоняет голову.
— Нам действительно нужно поспать, — говорю ему я, наклоняя голову так, что наши губы почти соприкасаются.
— Тссс. Я сплю, — говорит Ной, притягивая меня к себе так, что наши тела оказываются вровень.
Невозможно сказать, кто был инициатором поцелуя.
Мы встречаемся ровно посередине.
Двое влюбленных, которые не могут больше ни на минуту сдержаться.
Его пальцы путаются в моих волосах. Моя рука прижимается к его груди. То, что начиналось как невинная забава, почти сразу становится порочным. Поцелуй обжигает и напоминает тот, что был у нас в клубе на прошлой неделе. Всё это сдерживаемое желание... оно должно как-то вырваться наружу, и я вижу это сейчас. Я чувствую, как Ной меня хочет, и это придает мне сил. Я начинаю приподниматься на локте, чтобы забраться на него сверху, но Ной прерывает поцелуй и, тяжело дыша, проводит рукой по лицу.
— Мы должны остановиться. Я должен остановиться.
Он беспокоится о том, что воспользуется мной.
Умора! Он должен беспокоиться за свою безопасность. А я вот-вот воспользуюсь им, бедняга.
— Остановиться? Нет, нет. Мы не можем, — я сажусь на него сверху. — Я хочу этого. Я очень сильно этого хочу. Если нужно, я напишу это в контракте. «Подсудимая Одри Коэн находится в здравом уме и свидетельствует о том, что она абсолютно на 100% согласна с тем, чтобы Ной положил свои руки в область груди, а также в трусики». Что-то вроде этого. Я подпишу это и все такое.
— Груди, — повторяет он.
Я показываю на свою грудь.
— Экспонат А.
Даже в такие моменты, как этот, мы не можем быть совершенно серьезными. Мы не можем просто посмотреть друг на друга и сказать чистую правду: Ной, если ты не поцелуешь меня, не прикоснешься ко мне и не снимешь с меня эту пижаму, думаю, я могу спонтанно воспламениться. Я хочу тебя — Боже, неужели ты этого не видишь? Разве ты не видел этого всегда?
Ной улыбается, как уверенный в себе супергерой, который только что спас целый город от разрушения и хаоса.
— Спасибо.
Упс. Это должен был быть внутренний монолог.
Он хватает меня за талию, отодвинув меня назад всего на волосок, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как сильно он тоже этого хочет.
— Утром мы можем об этом пожалеть.
Это его последняя отчаянная попытка нас вразумить, но я уже вижу, что он теряет терпение в своих аргументах. Его глаза пожирают каждый дюйм моего тела. Он возится с моей рубашкой и, приподняв ее, проскальзывает под нее рукой, задев нижней частью моего тела. Он продолжает извиваться и двигать подо мной бедрами, будто отчаянно хочет, чтобы я двигалась и терлась о него.
— Ну, почему бы нам просто не оставить это проблемой для Утренней Одри и Утреннего Ноя? — говорю я, проводя кончиками пальцев по центру его груди.
Мое прикосновение едва заметно, дразнящее и игривое, после чего я начинаю соблазнительно медленно скользить вниз к его животу и — упс, непослушная я, на этом не останавливаюсь. Я продолжаю спускаться ниже. И добираюсь до темной дорожки волос под его пупком, и тогда благие намерения Ноя сходят на нет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ОДИН
Ной садится и стягивает мою пижамную рубашку через голову с плавной ловкостью, от которой я теряю голову. Как будто он годами отрабатывал это движение. Затем Ной обхватывает меня рукой за плечи и тянет обратно на кровать. Проводит рукой по моим волосам. Ной целует меня с такой свирепостью, что кажется, будто мы пытаемся что-то начать — отношения, огонь, кто знает. Мы находимся кожа к коже, и это сенсорная перегрузка. Я дрожу от желания, а он целует меня, спускаясь по шее к ключицам. Это так чудесно — чувствовать там его губы, но еще чудеснее, когда он спускается все ниже, уделяя столько же внимания и заботы каждой частичке меня. Его руки касаются меня везде, но и мои тоже не отстают. Мы словно под кайфом от «Red Bull Xtreme», слишком возбуждены, чтобы замедлиться, слишком увлечены телами друг друга, чтобы, не спеша заниматься чем-то одним, в то время как нас отвлекает что-то другое.
Когда Ной обхватывает руками мою грудь, с его губ срывается глубокий, удовлетворенный стон. Это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала. Если у меня и оставалось какое-то беспокойство по поводу мотива Ноя относительно меня, этот стон рассеивает его в пыль. Ной хочет меня в самом чистом, самом прямом смысле. Здесь нет никаких скрытых целей, никаких подлых козней.
Я просовываю руку за пояс его шорт и словно завожу мотор. С этого момента мы в безумной спешке овладеваем друг другом. Как быстро мы сорвем друг с друга одежду? Кому какое дело до пуговиц и швов, просто рви ее. Рви зубами. Бросайся на амбразуру и давай покончим с этим. Утром мы выбросим эту одежду в мусорное ведро.
— Презервативы? — спрашиваю я, отрываясь от его губ и хватая ртом воздух.
Ной показывает на карман своих шорт.
— Сегодня утром я купил в магазине упаковку из ста штук.
— Всего сотня? Ладно, мы не будем спешить.
Так вот в чем дело... когда мы с Ноем занимаемся сексом, у меня нет времени, чтобы испытать что-то вроде привычного «Что я натворила?», потому что технически мы не прекращаем заниматься этим всю ночь. Конечно, мы делаем несколько перерывов на сон и восполнение жидкости. В 3:30 утра мы перекусываем протеиновым батончиком, и я думаю, что мне удается выкроить час-другой для сна. Но большую часть ночи мы трудимся так, как будто наша единственная миссия — заселить Землю, и мы очень серьезно относимся к своей работе.
Настолько серьезно, что, когда утром начинает ритмично пищать будильник моего телефона, я уже не сплю. Я лежу на спине с головой Ноя между ног. ПРИВЕТ, я не собираюсь прерывать этот момент. Я опускаю руку на телефон, нажимаю все кнопки, до которых могу достать, чтобы его заткнуть, а затем возвращаюсь к наслаждению фантастическим ртом Ноя.
Секунду спустя я что-то слышу.
— Милая?
Я замираю.
Подождите. Это голос моей мамы? Неужели я настолько недосыпаю, что у меня начинаются галлюцинации?
— Одри? Все в порядке? — ее сонный голос сменяется тревогой. — Сейчас середина ночи, милая. Ты в порядке?
БОЖЕ МОЙ. Поспешив отключить будильник на телефоне, я, должно быть, нажала кучу не тех кнопок и случайно набрала номер мамы.
Я хватаюсь за телефон.
— Прекрасно! В полном порядке! Забыла о разнице во времени. Извини! Позвоню позже!
Я так часто нажимаю указательным пальцем на красную кнопку, что мне кажется, у меня треснет экран.
Ной не может сдержать смех. Он думает, что это самое смешное на свете.
Он улыбается, прижимаясь к внутренней стороне моего бедра, даже после того, как я со стоном говорю ему, чтобы он прекратил.
Я думаю, что это самое плохое, что могло случиться, но оказывается, что настоящая проблема с отключением будильника — это не случайный звонок маме, а то, что мы сильно проспали. Когда спустя некоторое время я наконец проверяю свой телефон, то понимаю, что мы чуть не пропустили завтрак. Еда не проблема — я могу купить бублик на улице, но сегодня моя очередь вести детей на фермерский рынок, поскольку на прошлой неделе мне не удалось туда сходить. Если я не появлюсь в ближайшее время, они начнут меня искать, и это будет самый худший сценарий.