Я больше не злилась на него за Дитмара, не вспоминала угрозы и унижения.
Ехидный голосок изредка нашептывал, что я сошла с ума, подхватила стокгольмский синдром и все происходящее — аморально.
Я запихивала предательские мыслишки подальше, совершенно не желая трезво оценивать ситуацию. Да и какая разница? Даже если крыша уехала далеко и надолго, то это не имеет значения, когда ты счастлив.
Какое-то время я действительно верила, что моя больная любовь сможет спасти наш брак.
Почти каждый день мы проводили вместе, не впуская посторонних в наш маленький уединенный мирок.
По утрам купались на том самом озере, где Свят в прямом смысле катал меня на себе, усадив на спину и ныряя в водяную гладь. К обеду приходилось возвращаться домой, Свят уходил работать в кабинет, а я до вечера сиротливо слонялась по дому, пыталась найти себе развлечение, но безуспешно. Вылазки в общину не дали никаких результатов — многие сторонились меня, боясь косо взглянуть на жену будущего предводителя. Не нашлось даже подхалимов и подлиз, что приятно удивило.
Чтобы как-то занять себя, я много читала и загорала, а Майя учила меня готовить, что не принесло особых успехов.
Днем мне было очень скучно, но к вечеру настроение заметно улучшалось, ведь Свят освобождался и все его внимание принадлежало мне.
А ночью он весь принадлежал мне.
Иногда он уезжал на несколько дней в Моронг, что становилось для меня самым ужасным временем, наполненным печалью и щемящей тоской.
Так проходили дни, недели, месяцы.
Знойная летняя жара сменилась дождливой осенью. Мы больше не ходили к озеру, я просыпалась в остывшей постели, чувствуя одиночество и холод. Но вечера около камина все также принадлежали лишь нам двоим.
Постепенно осенние дожди уступили место первому снегу. К тому моменту я уже изрядно поднабрала в весе и была похожа на хорошенько отожравшегося хомяка.
От костлявой Алисы с выпирающими ребрами и ключицами не осталось и следа. Глядя в зеркало, я видела налитые румяные щеки, потяжелевшую грудь, которая уже не вмещалась в ладонь, а талия… ее у меня больше не было. Боги, да я была огромной! Живот вырос настолько, что закрались подозрения — малышей там двое. Как минимум.
Каких-либо комплексов и неуверенности я не ощущала, благодаря горящим восторгом глазам мужа.
Перекатывалась себе по дому, как колобок, совершенно не беспокоясь ни о чем.
Известие о том, что мы переезжаем в Моронг застигли меня внезапно, стали полным шоком.
Я хотела этого с того самого момента, когда Лютов утащил меня в эту глушь, но настолько свыклась и привыкла, что оказалась дезориентирована.
Но могла ли я отказаться?
Уже собирая вещи и планируя обустройство в городской квартире, я наткнулась на неприятный сюрприз.
Мобильник, который дал мне Дитмар, был сплошь завален сообщениями от бывшего жениха.
Я не забывала о нашем уговоре и его навязчивой идее ни секунды за эти полгода, но ни разу так и не проверила телефон. Сначала боялась обнаружить аппарат перед Святом, потом увлеклась игрой в семью, что навязывал Лютов, а потом и вовсе, игра стала реальностью.
Все эти месяцы счастья время от времени омрачались моими размышлениями о Дитмаре.
Стоит ли рассказать Святу о его безумной идее?
Но ведь тогда муж узнает, что я виделась с Дитмаром при побеге, да еще и согласилась быть шпионом в логове Остроглазых. Конечно, никакой информации или толку бывшему жениху я так и не принесла, но поверит ли в это Свят?
В наших отношениях царил мир, но я каждой клеточкой кожи я ощущала, насколько он хрупок.
Любое сомнение или подозрение разрушит все, что строилось полгода. И боюсь, навсегда.
Просматривая сообщения от Дитмара, я вновь убедилась в том, что он съехал с катушек.
Первые сообщения еще были наполнены каким-то трепетом и попытками убедить меня в любви, чтобы склонить к содействию ради общего будущего. А вот потом начинался такой мрак, что дрожь ужаса пробежалась по коже.
Дитмар, всегда вежливый и спокойный, писал мне километры угроз, перемешанных признаниями в любви.
Боги, и этому безумцу я едва не стала женой!
В конце концов, я пришла к выводу, что благоразумнее всего будет избавиться от телефона в городе. Разломаю по частям и выброшу в мусорный бак. Или попробую сжечь.
Можно было бы провернуть это и здесь, но вероятность быть замеченной Святом или кем-то из слуг слишком высока.
В Моронге же я навсегда сотру этот позорный след из своей биографии, да так, что никто при всем желании не сможет уличить меня в сговоре.