Мама произнесла с вежливой улыбкой:
– Шура, а каким вы видите свое будущее?
Шура засмеялся:
– Да я не ясновидящий.
Мама, однако, не разделила его веселья:
– Значит, у вас нет никаких планов?
– Ну, почему, планы есть… Только они почему-то никогда не сбываются.
Он хмыкнул, но мама продолжала смотреть пристально и серьезно.
– А сколько вам лет, Шура?
– Двадцать два.
– Ну, вот видите, вы уже большой мальчик.
– Ну, это смотря для чего.
Мама удивилась:
– Как для чего? Для всего. Человек в вашем возрасте уже отдает отчет во всех своих поступках.
– Это да. Я отдаю.
Шура почувствовал, как Марина наступила ему на ногу. Довольно больно. Тон мамы стал мягче, но при этом дидактичнее.
– Ну, давайте посмотрим на примере.
– Давайте.
– Вот вы, как я знаю, заканчиваете институт.
Шура кивнул.
– Очень хорошо. То есть вы еще студент.
– Пятого курса.
– Я надеюсь, вам, например, не придет в голову заводить семью, не встав на ноги?
– Ну, что вы! Конечно нет.
– Что – нет?
– Не придет в голову. Семью заводить.
Мама переглянулась с папой. Заговорила вкрадчиво:
– Шура, а вы всегда соглашаетесь?
Шура задумался. Он никак не мог понять, чего эта дама от него ждет. Да и разбираться не хотелось. Надо было как-то завершить разговор и при этом остаться вежливым. Тогда положение спас папа, настоятельно предложив выпить, так как перерывчик сильно затянулся. Потом Марина говорила, что мама осталась в целом довольна, а вот папа как раз назвал его мягкотелым. Шура очень удивился. Ему казалось, что тот вообще к разговору не прислушивался и не было ему до Шуры никакого дела. Эти люди были ему непонятны с самого начала, да и сейчас, по прошествии стольких лет, понятнее не стали. Они были другие. А вот Марина, дочь своих родителей, оказалась своей. И ее несхожесть не отталкивала, а зачаровывала и побуждала разобраться. Но это он понял потом. В тот день, когда приехал с Мариной на дачу к Борцову.
Зазвонил мобильник. Шура, не торопясь, со значительностью вынул его из кармана. Некоторое время слушал трель, разглядывая номер на дисплее. Все-таки какой он молодец, что в кои-то веки не послушался Лиду и не поторопился с покупкой трубки. Теперь ему выдали пелефон от работы: и аппарат, и звонки бесплатные. Он нажал кнопку. Звонил Аркадий. Шура обрадовался: во-первых, устал от молчаливого одиночества, а во-вторых, его переполняло чувство гордости, что не подвел благодетеля, оправдал надежды, несет свой пост исправно, без жалоб и нареканий.
– Алекс, манишма?
– Спасибо, все нормально.
Шура давно выучил три самых распространенных приветствия, среди которых «манишма» было одним из самых ходовых, а также знал, что на это следует отвечать «бэсэдер». Более того, ему не составляло никакого труда произнести заветное слово. Однако в самый ответственный момент он как-то смущался и не мог преодолеть барьер искусственности такого ответа, тем более точного перевода слова он не знал.
– Алекс, вы знаете, что завтра вы едете в Иерусалим?
Шура опешил:
– Я? Зачем?
– Вы там завтра работаете.
Шура заволновался. Наверное, он что-то сделал не так, и ему об этом почему-то не сказали. Но с другой стороны, в Иерусалим не ссылают. Это же не Урюпинск. Может быть, это такое повышение.
– Вы меня слышите?
– Да-да, слышу. Только я не понял – почему?
– Потому что завтра человек нужен там. Люди распределяются по мере необходимости. Вас же предупреждали.
– Да? Может, я не понял… Ну, не важно… А на сколько это?
Аркадий усмехнулся:
– Кто ж это знает? Как только утрясут с тем детсадом, вас вернут в Натанию. Не переживайте.
– Детсадом? А что там не школа?
– А это имеет значение?
– Да нет… Просто тут рядом с домом… А сколько же туда ехать?
– Не переживайте. Вас отвезут. В четыре часа будет подвозка на углу Герцеля и Смелянски.
– В четыре утра?!
– Ну, не вечера же. Туда ехать больше двух часов. В общем, я все вам рассказал. Не опаздывайте. Удачи. Бай!
Шура еще какое-то время стоял с трубкой в руке, переваривая услышанное.
В Иерусалим поднимались. Дорога закручивалась вверх по спирали, и, хотя подъем не был крутым, у Шуры закладывало уши и перехватывало дыхание. Он смотрел в окно, не отрываясь, боясь упустить любую деталь восхождения. Теперь он понимал, почему в Израиле говорят «подняться», а не «приехать» в Иерусалим. Сейчас он поднимался куда-то, правда, куда – он не знал, но точно знал, что так надо.