Шура уже десять минут звонил в дверь, но никто не откликался. Он сделал несколько кругов вокруг дома и зашел опять. Это был тот редкий случай, когда Вени не было дома.
Опомнился, когда часы показывали 9:15. Добежал до театра за восемь минут. Стоял испуганный и потный. Было не совсем понятно, то ли спектакль еще идет, то ли люди уже разошлись. В холле было светло, но пусто. Он заставлял себя смотреть на часы не чаще, чем раз в пять минут. Для этого считал пять раз по шестьдесят. Иногда сбивался, выдергивал руку из кармана, судорожно всматривался в циферблат.
Первые зрители показались в начале одиннадцатого. Выходили молча. Шура боялся пропустить девушку, но еще больше – того, что он ей скажет. Марину он узнал тут же по какому-то просветленному выражению лица. Таких лиц не было ни у кого. И она как будто бы не удивилась встрече. Начала благодарить, он почему-то церемонно прижал руку к груди и поклонился.
– Вы знаете, я такого никогда в жизни не видела! Вам обязательно, обязательно надо сходить!
Шура попытался состроить снисходительную улыбку, мол, какие проблемы, всегда успею. При этом он судорожно соображал, как же перейти к следующему этапу так, чтобы девушка не дай бог не подумала, что он требует благодарности за оказанную услугу.
– А знаете, я не просто так вернулся!
– А вы вернулись?
Реакция несколько обескуражила.
– А вы думаете, я тут три часа круги наматывал?
– Я, честно говоря, ничего не думаю.
В ее голосе почувствовалось раздражение.
– Вы, наверное, удивитесь, но я хотел бы вас проводить.
Она рассмеялась, и они пошли через дорогу к метро. В поезде напряженно молчали, и Шуре казалось, что она вот-вот попрощается и выйдет. Он попытался расспросить о спектакле, но она сказала, что такое не пересказывают, что это надо увидеть самому. Он поспешно согласился. У самого подъезда он быстро попросил телефон, она так же быстро продиктовала, и они распрощались.
Шура был недоволен собой, но и немного разочарован, оттого что девушка не спросила, почему он продал ей билет. Было обидно, что она даже не попыталась оценить его поступка.
Утром разбудило солнце. Очень яркое, оно больно било по глазам, пробиваясь в тонкие щели жалюзи. Он хотел встать, чтобы замкнуть жалюзи, но почувствовал страшный холод. Мороз и солнце… Как же они тут живут без отопления! Встать удалось только с третьей попытки. Он быстро натянул спортивные штаны и свитер и выскочил в коридор. Пока сидел в туалете, прислушивался. Из комнаты, которую Фира называла салоном, доносился голос диктора. Диктор определенно вещал на русском языке, но было не совсем ясно, радио это или телевизор. Все-таки добрая она бабка, сопереживающая. Как вчера его слушала. Он уже забыл, кто в Москве последний раз так его слушал. Да ему бы и в голову не пришло разразиться перед кем-либо таким длинным монологом. И правда, что он так разболтался? В комнате он начал разбирать чемодан, но потом подумал, что неудобно, что надо бы выйти, поздороваться с бабкой, оказать уважение.
Фира сидела на диване и смотрела новости. На Шурино приветствие откликнулась неожиданно сухо:
– Вы что завтракать будете?
– Ну, я не знаю.
– У меня есть чай и есть немного кофе.
– Чай, если можно… Ой, а давайте я сам возьму!
Шура чувствовал, что в чем-то провинился, но пока не мог понять в чем.
– Сами вы пока не будете брать, потому что еще не умеете.
Шура кивнул и поплелся за ней на кухню.
– Вы ведь можете захотеть вторую чашку?
Шура хотел ответить, но как-то сразу не нашелся. Фира вытащила из коробки пакетик чая и положила в большую кружку цвета беж, которую он уже видел ночью. Залила кипятком. Во всех ее движениях чувствовалась основательность.
– Но даже если вы не захотите, я найду, как его использовать.
– Кого?
– Пакетик…
Она поболтала пакетиком в кружке и осторожно переложила в маленькое прозрачное блюдце.
– Что вы на меня так смотрите, пакетик чистый. Если вы не захотите, может, я потом захочу.
Шура согласно закивал. Она отнесла кружку в салон, вернулась на кухню и вынесла вазочку с печеньем.