Что ж, если личные вещи не нужны, то это только облегчало задачу преступнику. Значит, проникать в квартиру Ксении Даниловны ему вовсе было не обязательно.
— Ты не мог бы мне дать адреса клубов, где проводят специальную дрессировку собак?
— Дам, конечно. Только у меня собрана информация об уже зарекомендовавших себя школах по дрессуре, а сейчас много частных развелось. Сама знаешь, на любом столбе можно объявление об их услугах прочесть. Поэтому я не вполне уверен, что тебе легко удастся найти того, кто с тем ротвейлером.
И я не была вполне уверена, но под лежачий камень вода не течет.
Бросив на своего бывшего одноклассника полный благодарности взгляд, я постаралась заглушить в себе щемящие воспоминания о школьной поре, где существовали отдельно ото всех только он и я. Это было так давно…
Леня оказался прав. Я объехала все названные им собаководческие школы, а также все адреса, которые смогла раздобыть сама, но нигде ротвейлера по кличке Роф зарегистрировано не было. На всякий случай я переписала клички всех ротвейлеров, имеющих коричневый окрас и прошедших обучение за последние два года.
И я вынуждена была сознаться, что в этом направлении на данный момент следствие зашло в тупик. Что ж, придется мне пока оставить собаку в покое и вплотную заняться ее хозяином.
Сидя на диване, я машинально отправляла в рот кукурузные хлопья и напряженно думала, каким бы образом мне опять встретиться с Геннадием Делуном. Необходимо было выяснить, где он был в то самое время, когда травили Ксению Даниловну. Да, он уголовник, но ведь презумпцию невиновности еще никто не отменял. Конечно, косвенно все улики ведут в квартиру полковника милиции. Но почему под подозрение должен попасть только Геннадий? Только потому, что его дядя Анатолий уверен в виновности племянника? Для меня это вовсе не повод. Может быть, преступление совершил Роман? Или, скажем, Инесса? Сегодня я лично видела, сколько злобы кипит в этой женщине.
Я пыталась сама перед собой оправдаться и доказать, что пытаюсь выгородить Геннадия вовсе не потому, что он мне понравился, а только из чувства справедливости. Но в любом случае начинать необходимо с него. Вопрос состоял в том, как это сделать, не привлекая подозрений. Конечно, имидж я себе состряпала такой, что теперь могу позволить себе все, что угодно. Позвонить и самой назначить ему свидание, например. Но как бы его не спугнуть… Геннадий не матерый рецидивист, но если преступление совершил действительно он, то моя навязчивость может его насторожить. Хотя, может, я перестраховываюсь?
Мои размышления прервал телефонный звонок.
— Татьяна, — сухо произнес знакомый голос, кажется, клиент вошел в роль начальника, — спуститесь ко мне. Для вас есть новая информация.
В надежде на то, что последующий визит поможет мне сдвинуть дело с мертвой точки, я буквально через минуту была уже у соседей.
— Только что от меня вышел Евгений, — хмуро произнес Анатолий Константинович и посмотрел на жену. Похоже, Евгений их сильно чем-то огорчил, так как даже на сегодняшних похоронах их лица не были столь мрачными.
— Брат сообщил мне, что врачи нашли у него рак легких. Это значит… — Делун покосился на жену, — это значит, что вскоре и он уйдет вслед за нашей матерью.
— Зачем же так сразу? — порицая, произнесла я, поняв, какое направление примет разговор, и опускаясь в кресло, готовая к долгой беседе. — Рак в наше время излечим, и тому имеется множество примеров.
— Излечим, но не в предпоследней стадии, — устало проговорил Анатолий Константинович, проводя ладонями по лицу.
— И с какой целью он вам рассказал об этом? — недоумевала я. Зачем полковнику милиции понадобилось сообщать брату о своей болезни именно в день похорон их матери?
— Он волнуется за Ромку. Боится, что тот, оставшись без положительного влияния отца, пойдет по стопам старшего брата. Просил меня, если диагноз приведет к летальному исходу, чтобы я был с Ромкой рядом и мужской рукой направлял его по жизни.
— Как же это возможно, если, по мнению вашей жены, Евгений настраивал Романа против вашей семьи? — спросила я, понимая, что мне нет до этого никакого дела, но все же предпочитая внести ясность.
— Женя утверждает, что ничего подобного он сыну не говорил. Наоборот, по его словам, всегда призывал сына не обращать внимания на распри взрослых и продолжать общаться с родственниками, — постукивая по столу карандашом, объяснил Анатолий Константинович. — Но не это главное. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем я вам все это рассказал?
— Понимаю, — кивнула я неохотно. — Вы предположили, что из-за болезни отца у Геннадия появился прямой мотив для убийства собственной бабки. Вы это хотите сказать?
— Совершенно верно. Моя мать никогда серьезно не жаловалась на здоровье и, если бы не история с собакой, прожила бы еще долго. Теперь, убрав родную бабку с дороги, Генке остается лишь немного подождать смерти отца. Правда, Евгений сказал, что никому, кроме его врача, не известно о его болезни. Но я думаю, Генка мог разнюхать.
— И все же логика здесь отсутствует, — вмешалась сидящая рядом с мужем Любовь Сергеевна. — Откуда Генка может знать, что его отец болен смертельно? И если уж на то пошло, не проще ли было бы убрать с дороги бабушку, когда отца не станет, чтобы действовать наверняка?
— Проще, — согласилась я, но тут же возразила: — Только, во-первых, в этом случае у Геннадия просматривается мотив для убийства, и его не упустит из виду милиция, а во-вторых, когда отца не будет в живых, то некому будет спасать его от тюрьмы.
Любовь Сергеевна согласилась, что не подумала об этом.
— Сами того не замечая, в своих рассуждениях вы представляете Геннадия очень умным и опасным преступником, — сообщила я Анатолию Константиновичу свое мнение, которое для него тоже стало очевидным. — Ваш племянник на самом деле так умен?
— Вы же видели — все свои чувства и мысли он скрывает за маской насмешливости и пренебрежения. Трудно понять, что думает и что в следующую минуту сделает такой человек.
— Вы говорили о своих подозрениях брату? — отвела я разговор от Геннадия.
— Нет. Он сам далеко не глуп, хотя и принято думать, будто в милиции служат одни недоумки. Евгений все прекрасно понимает. Я не хочу снова с ним ссориться, доказывая, что, выгораживая сына, спасая от правосудия, он делает ему медвежью услугу. Тем более не хочу с ним спорить после того, как узнал о состоянии его здоровья. Если он опять вознамерился лечь за Генку грудью на амбразуру, то я не смогу его остановить. Для того и вас нанял, чтобы вы нашли доказательства Генкиной вины, которые я постараюсь передать в руки человека, который, вопреки влиянию и связям брата, все же заведет уголовное дело на моего непутевого племянника.
Я вовсе не была уверена, что в данном, расследуемом мною деле появятся улики, напрямую изобличающие преступника. Это же не кража или убийство, совершенное в квартире, когда можно, скажем, обнаружить отпечатки пальцев или найти свидетелей. Какие могут быть улики, если все случилось на улице, а исполнителем убийства являлась собака? Но обо всем этом я предпочла пока промолчать.
— Вы уверены, что ваша мать не изменяла текста завещания? — спросила я не ради самой информации, а только для того, чтобы услышать, что Анатолий Делун мне ответит.
— Нет, не изменяла, — глядя мне в глаза, проговорил он. — Я уже был у нотариуса.
«Ну, это я еще проверю», — пообещала я самой себе.
— Кстати. Наш непосаженный уголовник, я имею в виду Геннадия, набрался наглости позвонить сюда. Он просил позвать вас к телефону.
Хорошенькое у него, однако, «кстати». Не мог сказать об этом сразу! Поняв, что проблема, над которой я размышляла перед этим звонком клиента, решена, я почувствовала облегчение. Но, как у истинного профессионала, ничего не отразилось на моем лице.
— Не надо так реагировать, — пыталась я охладить пыл Анатолия Константиновича. — На это и был мой расчет, когда я выстраивала свой план. Что вы ему ответили?