С. 48. На государственной русской печати XVI века присутствует также название Тверь…По нашей реконструкции, древняя Тверь — это босфорский Константинополь, он же Стамбул. Тверь — это Тивериада, город Тиверия. Добавим, что по наблюдениям самих историков, «одно время ТВЕРЬ ВОСПРИНИМАЛАСЬ КАК НОВЫЙ КОНСТРАНТИНОПОЛЬ» [748]. Потом, когда романовские историки начали писать «новую» историю, они перетащили название ТВЕРЬ с Босфора в северную Русь. После чего герб ТВЕРИ на русско-ордынской печати XVI века перестал пугать романовских историков.
С. 49. Под именем Псков на русско-ордынской печати XVI века, вероятно, подразумевалась Пруссия».
Здесь впору обратиться к местным авторитетам. Около десяти лет назад, когда я впервые увидел в магазине книгу Алексея Иванова, уже перехватившем премию из рук других коллег по цеху, меня удивило её высокое полиграфическое качество.
Для Перми такое было внове. Но это же и вызвало подозрения: какой-то олигарх решил зажечь новую «звезду», а главное, зачем. Сегодня, когда Л. Парфёнов в своём фильме «Хребет России» величал пермяка (а не москвича!) «самым значительным молодым писателем XXI века», когда ему дозволили писать сценарий к фильму о великом русском царе, когда в крупных книжных магазинах этому любителю камской старины, придуманной им самим, выделены целые полки, я, наконец, заставил себя открыть его книгу (18). Отдавая должное кровавым батальным сценам (это получилось хорошо, как в Ветхом Завете), отмечу странное словосочетание, прошивающее всю книгу: «дремучая Великая Пермь». Неужели «Великое» (то есть большое, известное и сильное) может быть дремучим? Может быть, Пермь и не великая вовсе? На каком основании автор величает народ коми XV века пермяками, если новое прозвание им приклеили лишь в XVIII столетии? Попутно Иванов раздаёт главным создателям российского государства такие эпитеты, как «корыстолюбцы», «жадные», «коварные», чем пытается вызвать ненависть у читателя к носителям таких титулов (или подсознательно выражает свою позицию). Знает ли он бессребреников на престоле? А не коварство ли повелело «велико» пермскому князю отказаться от поддержки московского правителя в походе на Казань? Недалёким является высказывание автора, будто «Царьград и Рим — это не Тверь, что вечно озлобленно бурчит себе под нос» (С. 342). Ведь мы только что прочитали (12), что Тверь — это и есть босфорский Константинополь, или Царьград.
В книге пермяка имеется батальная сцена, где князь «велико» пермский мечется по полю с хоругвью, на которой почему-то изображён медведь с библией на спине. Но позвольте, ведь романовский герб Перми, находившейся на территории сегодняшней Австрии и Германии (12, 16), появился лишь в конце XVII века, а Екатерина наградила новонаречённую камскую Пермь сим знаком только в XVIII?
Иванов приводит разрешённые скалигеровским начальством домыслы о Стефане Пермском и с лихвой отрабатывает выданную ему премию (возможно, заранее обещанную). Ничего, читатель всё должен проглотить: ради таких передёргиваний и появляются на свет некоторые сочинения.
Ещё не дочитав роман до конца, понял, зачем каким-то кукловодам потребовалось зажечь звезду Иванова. Это и есть проект XXI века для России, хотя бы для Урала. Это — попытка нейтрализовать истинное историческое знание, вновь открытое нам титаническими трудами ФН. Сочинитель А. Иванов — новый Скалигер Пермского Края, достойный продолжатель длинного ряда псевдопросветителей народа: Шлёцера, С. Соловьёва, Н. Карамзина, К. Валишевского и др. Математический и теоретический инструментарий, который предлагают ФН для познания прошлого, теперь становится хорошим компасом в информационном море и позволяет надёжно определить: кто врал, кто привирал, кто правду сохранял.
О том, как в последние 400 лет функционировало летописание в России, можно узнать от тех, кто творит историю в Кремле сегодня. Передо мной приобретённая у букиниста книга (19) известной московской журналистки Елены Трегубовой, наделавшая много шума. Вот несколько цитат:
«Запредельная бездарность [Валентина Борисовича] Юмашева как политика просто-таки поражала воображение (С. 108).
Неизвестно, что именно — недостаток образования или разума, — но что-то явно отбило у Юмашева способность понимать, что ценой его игр без всяких преувеличений является страна (С. 95).
Главный придворный мемуарист страны Валя слегка расслабился, как-то подозрительно быстро пришёл в себя, перестал прикидываться дурочкой, голос его приобрёл уверенные мужские нотки, и он — совершенно неожиданно для себя самого — сделал признание, разом перечеркнувшее для меня все его предыдущие двухчасовые откровения: