Джун медленно подняла руки и заговорила.
— Бог войны меня ожидает.
Он нахмурился, недоверчиво покосившись, сжал челюсть, ответив:
— Приказа о посещении не поступало.
— Спросите его. Скажите, я знаю, где его дочь.
Капитан медлил, другие стражники были готовы атаковать в любую секунду. Он поднял руку, уже намереваясь дать команду к атаке, следя за незнакомкой ожидая реакции и ища на её лице признаки страха и лжи, но так ничего и не заметив, поколебавшись, он опустил руку.
— Потребуется время, чтобы узнать действительно ли ты говоришь правду. Если наш владыка одобрит встречу, я отведу тебя. А пока, — Он взглянул на своих подчинённых и кивком головы указал на Джун. — в камеру её.
Она не стала противиться, позволив заковать себя. Клинок и сумку со всеми вещами забрали. Её же отвели в центр города, где посреди площади на уровне земли находилось несколько камер, просторных, но не спасающих от солнца. Стражник отпер решётчатую дверь и поднял, открывая, несколько рук толкнули Джун в спину вынуждая спрыгнуть. Прыжок вышел неудачным, она ударилась локтем и содрала кожу на колене, некритично, но всё равно неприятно. Поднявшись на ноги, встав во весь рост, она запрокинула голову, наблюдая, как закрывается дверь, расчерчивая небо стальными полосами. Теперь оставалось только ждать.
Слышались голоса прохожих. Несколько раз кто-то из любопытства заглядывал в камеру и уходил. Джун ходила из угла в угол по небольшому пространству, она бы села, но из-за нагретого железа не могла даже прислониться к стенам. Ближе к вечеру, когда солнце начало садиться, а тени удлиняться она скрылась в тёмном уголке чтобы подумать.
Голова раскалывалась от жары, разрозненные мысли с трудом укладывались, становясь осмысленными. Джун постаралась вспомнить всё сказанное тогда Кайлом о Герестоне Фоу, а самое важное о его дочери. Она не знала её имени, но теперь точно знала дату, когда та вернётся к богу — день, когда разжигатели вторглись в Хладную гавань.
За ней пришли, когда на город опустилась ночь. Джун сидела в центре камеры, глядя на ровные, будто выверенные по линейке ряды звезд, когда раздались шаги, а следом камера открылась.
— Поднимайся. Герестон Фоу тебя ожидает, — сказал капитан стражи.
Она, молча? встала, вытянув руки, схватилась за край камеры и подтянулась, выбираясь на свободу. Вели к богу какими-то странными тропами, будто намеренно, чтобы она не запомнила дороги. Остановились, только когда впереди появился каменный мост, проложенный через глубокий овраг.
Капитан, придержав девушку за локоть, достал из кармана ключ от кандалов и снял их.
До недавнего времени потухшие факелы на мосту резко вспыхнули. Поморщившись от внезапного источника света, Джун разглядела на той стороне моста святилище. Странное и пугающее надо сказать. Над тремя входами находились три огромных головы олицетворяющих умиротворение от победы, стойкость в битве и агонию при смерти.
— Иди, — произнёс капитан.
— Вы меня не проводите?
— Нам велено ждать тебя здесь, чужачка.
Джун сделала шаг, ступив на мост, когда навстречу ей вышли верные слуги бока войны — чёрные мантикоры. У этих существ не было глаз, они ориентировались на вибрации. Спины панцирем покрывали белеющие рёбра и позвоночник, длинный хвост покрытый шипами с ядовитым жалом на конце, нетерпеливо извивался.
Они не тронули ее, и сев по бокам освободили путь в святилище. Джун косилась на них, идя мимо, боясь, что какой-нибудь шорох может заставить их броситься на неё, но опасения оказались напрасны.
В главном зале было светло, по сторонам рядами тянулись огромные жаровни с чистым белым пламенем. В центре возвышался трон из разномастных доспехов. Спинка из шлемов достигала сводов святилища с вонзёнными в каменную поверхность десятками видов оружия.
Над пустующим троном один за другим стали зажигаться огоньки. Они вспыхивали и становились ярче, пока не слились воедино. На едином полотне света стали проявляться очертания бога войны, кожу покрывали трещины, сквозь которые просачивался золотой и алый свет. Из-под усеянного лицами шлема на девушку взирало три глаза. Она не стала кланяться и отводить взгляд, дабы хоть немного оставаться с ним на равных, если намеревалась предлагать сделку. Хоть в таком положении держать себя в руках и не испытывать благоговения перед высшим существом было нелегко.