Прошли минуты, часы, и постепенно их сморила усталость. Гарибальдо уселся рядышком с профессором, прислонившись спиной к каменной стене, а Грейс растянулась на траве. Они уже не вздрагивали от несущихся мимо машин. Они даже не слышали их. В какой-то момент к ним подошел бледный мужчина с трясущимися губами, наверно, хотел попросить у них что-нибудь: денег, прикурить или что еще, но, посмотрев на них, почему-то сразу понял, что ему ничем здесь не разжиться, и пошел восвояси. Позже — но когда именно? — проехала, завывая, «скорая помощь», но и это не вывело их из оцепенения. Казалось, они уснули, впрочем, скорее всего, они на самом деле не спали, а впали в прострацию. Вскоре ночь достигла своего апогея. Воцарилась полная тишина. И ни единой машины. Город не издавал больше ни звука.
Внезапно их разбудил шум падающего камня. Они тут же вскочили и бросились к входу в башню, склонившись над проемом, где начиналась лестница. Они различили неясные очертания: кто-то с трудом, тяжело дыша, поднимался по лестнице.
— Это вы, дон Мадзеротти? — прошептала Грейс.
В голосе ее звучали и радость, и страх. По правде говоря, в глубине души, не признаваясь в этом самим себе, они были уверены, что больше не увидят своих друзей, что Маттео и Мадзеротти исчезли навсегда. И теперь им казалось, что им явился призрак с того света.
— Дон Мадзеротти, — повторил Гарибальдо, — это вы?
Вскоре они смогли разглядеть лицо человека, пытавшегося подняться по лестнице. Это действительно был старый священник. В его лице не было ни кровинки, и Грейс даже решила, что он уже умер, но каким-то чудом ему удается идти. Заострившееся лицо, побелевшие губы, ввалившиеся глаза. Он с трудом переводил дыхание. И никак не мог взобраться на последние ступеньки. Грейс не понимала, что с ним. Дон Мадзеротти открыл рот, словно хотел попросить о чем-то, но не издал ни звука. Он был слишком слаб.
— Ему надо помочь, — прошептала Грейс.
Гарибальдо наклонился, схватил старика за плечи и стал тянуть вверх изо всех сил. Падре почему-то был очень тяжелым. И только сейчас профессор догадался, что Мадзеротти несет чье-то тело и потому идет с таким трудом.
— Возьмите его, — наконец выдавил из себя дон Мадзеротти. — Возьмите его, ради всего святого!
Гарибальдо спустился в проем к старику. В темноте он ухватил безжизненное тело, которое дон Мадзеротти держал на руках, и поднялся обратно наверх, оборачиваясь и проверяя, следует ли за ним старик. Когда они наконец выбрались наружу, падре в изнеможении рухнул на землю. А в это мгновение Гарибальдо посмотрел на лицо того, кого нес: перед ним был мальчик лет шести, казалось, он спал глубоким сном, но оказавшись на свежем воздухе, открыл глаза — большие испуганные глаза. И, пока Гарибальдо разглядывал его, он закричал так, что они похолодели. Это был крик новорожденного, как если бы воздух впервые проникал в его горло и бронхи.
— У вас все получилось? — ошеломленно спросил профессор. — Я был прав… Врата… это действительно врата! — повторял он в крайнем возбуждении.
— Где Маттео? — встревожилась Грейс.
Старый падре не ответил ни на один их вопрос. Он с большим трудом встал на ноги, все такой же бледный, прижимая руку к сердцу, потому что ему было очень трудно дышать, словно на его грудь давила страшная тяжесть.
— Возьмите его. И в церковь. Скорее. Я все расскажу. Там. Но, ради Бога, поторопитесь.
Они не двинулась с места, все еще пытаясь понять, что происходит, кто этот мальчик, где Маттео, и он добавил уже с угрозой:
— Смерть гонится за нами, и один Господь ведает, что она учинит, чтобы сцапать нас.
Тогда, не задавая больше вопросов, профессор пошел вперед, Грейс подхватила дона Мадзеротти, а Гарибальдо взял на руки ребенка. Тот уже не кричал. Он разглядывал все вокруг глазами смертельно испуганного зверька.
Они спасались, словно воры, совершившие кражу, или сбежавшие рабы, в ужасе от того, что их преследуют, но опьяненные внезапной свободой.
Первый толчок застиг их, когда они добрались до площади Джезу Нуово. Земля внезапно загудела. Асфальт покрылся трещинами. Дома задрожали. С балконов все посыпалось вниз — белье вперемешку с цветочными горшками и световыми рекламами. Словно какое-то животное огромных размеров — слепой кит или гигантский червь — ползло под землей и колебало ее поверхность. Вскоре улицы Неаполя наполнились криками. Проснувшиеся среди ночи люди не понимали, что происходит и почему стены их комнат качаются, словно они из картона. Весь город впал в панику и огласился воплями о помощи. Дома оседали, живших в них людей поглощала прожорливая бетонная пасть.