Он позволил напряжению уйти из рук и смениться ощущением гладкого льняного платья и прохладной мягкой кожи под ним. Бодхи заключила его в объятия, более сильные, чем у любой женщины, когда-либо обнимавшей его. Их губы снова слились вместе. Ее губы были прохладными, почти холодными, и их холод пронесся по позвоночнику Абделя, заставил его почувствовать себя более бодрым, чем за последние несколько дней. Его тело буквально взорвалось жизнью. Кровь, которая бежала по его венам, несла различные сигналы, текла к различным местам, но включала в себя те же сверхчеловеческие чувства, которые вели в бою его руку и придавали ему способность убивать без колебания. Это была даже не способность, а скорее потребность, такая же, как и потребность дышать.
Голова Абделя горела, и в конце концов он подхватил ритм движений странной женщины, точно так же, как он подхватывал ритм движений противника в бою. Они сошлись в ритме танца двух фехтовальщиков, отражающих выпады и ищущих слабости в обороне друг у друга. Ее платье отлетело подобно щиту противника, получившего тяжелый удар, и он в свою очередь лишился своей скудной одежды тем же самым способом, каким он ликвидировал любое препятствие, которое могло бы помешать ему действовать мечом.
Пол был холодным и неровным, но Бодхи постаралась не обращать на это внимание. Впрочем, после первой же занозы ее мнение изменилось, и она, вздрогнув, постаралась оказаться сверху Абделя, который, отвечая на ее движение, притянул ее к себе. Теперь они двигались полностью без всяких мыслей или планов, слившись воедино. Такого Абдель никогда не испытывал, даже в самом кровавом бешенстве, самом сильном приступе жестокости или в самой сумасшедшей схватке. К тому же она не была какой-то там шлюхой, но сделка, которую они заключили, должна была быть оплачена не кошельком, а кровью.
В конце концов ее лицо начало скользить к его шее. Когда ее холодное дыхание остановилось около его шеи, Абдель услышал странный треск, каковой даже в его состоянии показался ему каким-то неправильным и неуместным.
Ощутив на шее теплую влагу, он глубоко вздохнул, и Бодхи еще сильнее прижала лицо в его коже. Ее тело яростно содрогнулось в жестокой конвульсии. Абдель так крепко стиснул ее спину, что она, казалось, затрещала под его руками. Бодхи быстро и тяжело дышала через нос в ритме и гортанный животный звук клокотал в ее горле, а ее грудь, плотно прижатая к груди Абделя, вибрировала от этого звука.
Ее тело сотряс целый ряд спазмов, словно каждый мускул обрел собственную волю и боролся за свое освобождение или превосходство. Собственный разум Абделя начал понемногу возвращаться, поскольку страстное безумие начало спадать, и лицо Бодхи отодвинулось от его шеи. Перед глазами у него все плыло, а голова просто раскалывалась. Бодхи прижала холодную руку к его шее и держала до тех пор, пока Абдель не шлепнулся в обморок, как вдова на похоронах посреди жаркого лета.
Это не человек.
«Он был прав, — подумала Бодхи. — Именем темнейших уровней Аббиса, Айреникус был прав. Он вовсе не был человеком. Совсем не был».
Она боялась, и, между прочим, правильно боялась, что Абдель убьет ее, если поймет, что она с ним сделала. Она лишь немного попробовала — ну, может, немного больше, чем просто попробовала… впрочем, не важно. Ей было просто любопытно, но теперь, когда это произошло, она поняла, что Айреникус был прав относительно Абделя. Он был очень даже прав.
Она иссушила сотни мужчин, возможно даже и тысячи, из всех слоев общества. Пробовала кровь пастухов и принцев, генералов и простых солдат. Питалась кровью умирающих эльфов, горькой кровью орков и кровью всех разновидностей примитивных теневых сталкеров Андердарка. Вкус крови для нее давно уже стал смыслом жизни, можно даже сказать — столом с угощением. Некоторые столы были хорошими — прекрасно приготовленными хорошей, богатой, удобной жизнью, а некоторые оставляли неприятный привкус. Но кровь Абделя была не похожа ни на что из того, что ей когда-либо доводилось пробовать.
Слепая чувствительность ее языка говорила, что кровь Абделя принадлежит сильному молодому человеку, которым он и выглядел. Но когда голова чуть не взорвалась ливнем безумного света, простой вкус прекратил быть важным. Когда все ее тело пережило настоящий взрыв, она прекратила быть хищником и стала своего рода прихожанином, просящим покровительства непостоянного, но щедрого бога.
Бодхи настолько сильно хотела повторить это, что еле заставила себя отползти от Абделя подальше. Она жила в течение веков, и накопленный опыт и осторожность не давали ей повторить случившееся еще раз. Она уже взяла у него достаточно крови, чтобы вызвать бред. И это сработало, к счастью для нее. Абдель не сможет сказать, что был укушен. Он лежит на каменном полу во власти переживаний и воспоминаний. Бодхи немало потрудилась, останавливая кровотечение, но, когда ее глаза наконец-то достаточно прояснились, она увидела, что раны уже зажили. Они конечно должны были зажить быстро, но совсем не так быстро.