Всем эльфам было неуютно в обычно запретных руинах разрушенного города с мифалом, но только не горстке магов, которых они взяли с собой. Волшебники-эльфы деловито изучали длинные, истёртые от времени свитки и собирали маленькие кучки различных предметов там, где до них легко можно будет дотянуться.
Неожиданное возникновение Абделя, Джахейры и Эльхана в самой середине древнего сооружения заставило многих эльфов схватиться за оружие. Один из волшебников едва не выпустил заклинание, прежде чем рассеять его с раздражённым ворчанием: «Чудовищу достанется на одно меньше».
Эльхан, у которого после телепортации кружилась голова, спотыкаясь, подошёл к Эллисим и коротко переговорил с ней на эльфийском.
— Я чувствую, как он рассыпается, — слабо сказала королева. — Он не может это контролировать.
Абдель, с плечом, затянутым красной, тонкой кожей и почти зажившим боком, стиснул в ладони волшебный меч. Ему надо было выбирать между этой женщиной, эльфийской королевой — видением невозможной красоты, и жизнью маленькой девочки, которую он помнил ещё по детским играм в винном погребе Винтропа.
— Как мы уб… остановим его? — спросил королеву Абдель. — Это существо однажды… однажды было молодой, жизнерадостной девушкой, которая ничего этого не заслуживает.
Эллисим кивнула, затем вздрогнула от незримой боли.
— Я встретила его здесь, — сказала она слабым голосом. — В этой библиотеке. Я хотела, чтобы он пришёл за мной сюда с этим своим аватаром. Если он увидит меня здесь, снова, всё это время спустя, может быть… может быть… По крайней мере, здесь достаточно далеко от Древа Жизни.
— На кону и другая жизнь, ваше величество, — заметила Джахейра, которую, как и всех остальных, держали на ногах адреналин, нетерпение и чистый ужас.
— Твоя сестра, — сказала Эллисим, впервые обращаясь напрямую к Абделю, — на тебя не похожа.
Абдель втянул воздух и сделал шаг вперёд, вынудив воителей-эльфов двинуться на перехват. Он отступил достаточно, чтобы дать понять, что если он захочет пройти через них — остановить его не смогут.
— Она достаточно похожа на меня, — прошипел Абдель, — чтобы ваш старый любовник смог превратить её в это… это…
— Будь Баал жив, — сказала Эллисим, — это был бы аватар. Но вместо него, это просто… нечто похожее. Это новое существо, Губитель, способно убить меня. Кровь твоей сестры спала, пока у твоей крови были возможности проявить себя. Какой род занятий позволил избрать тебе твой приёмный отец? Продажу своего меча? Наёмничество?
Абдель кивнул.
— А Имоэн?
— Её приёмным отцом был Винтроп, — сказал Абдель. — Хозяин постоялого двора. Не такой суровый человек, как Горион. Имоэн была радостной, не по годам разумной девушкой.
— И не происходило ничего, что могло бы пробудить в ней Баала, — понимающе добавила Джахейра.
— Какая теперь разница? — спросил Абдель, гневно нахмурив брови. — Мне придётся убить её. Вы привели всех нас сюда, и теперь это единственный способ всё остановить. Чтобы не позволить этому Губителю Айреникуса убить вас — убить нас всех — мне придётся убить Имоэн.
— Нет, — сказала Эллисим. — Есть другой шанс…
Глава 25
Айреникус возник в центре Сулданесселлара в обличье эльфа. Его маскировку мог бы раскрыть любой из мечущихся вокруг магов, пытавшихся помочь выжившим, с помощью единственного слова и пары взмахов руками. Царящее кругом безумие скрывало его не хуже заклинания иллюзии. Он спокойно стоял у основания Древа Жизни.
Айреникус улыбнулся Древу и закрыл глаза. Он чувствовал, как сила Древа пульсирует в нём подобно биению второго сердца. Дерево было жизнью, и для Айреникуса оно станет вечной жизнью.
Он опустился на колени и коснулся лбом священной земли. Ничем не отличаясь от тысяч верующих эльфов, которые каждый день приходили сюда, чтобы поклониться дереву, Айреникус начал повторять слова ритуала.
Он вытянул свою левую руку, и кончики пальцев коснулись тёплой коры Древа Жизни.
Рука задрожала от силы, потёкшей через неё в сердце Айреникуса.
— Вечно, — сказал Айреникус. — Вечно. Вечно. Вечно…
Звук, который издала королева Эллисим, был хуже любого слышанного Абделем крика. Это был мучительный вопль, который мог издать только тот, кто прожил достаточно долго, чтобы осознавать истинное значение происходящего.