— Будь ты проклят! — Гел потряс кулаком перед владыкой ада. — Ты убил мое дитя, моего сына! Но не все мои надежды. Я свободен от ада!
Странная улыбка тронула губы бога, выражение его лица заставило Стужу вздрогнуть, ибо за ним скрывалась нечеловеческая жестокость.
— На самом деле? Или ты просто попал в другой, более коварный?
Гел прищурился, задетый этими словами; страх и боль исказили его разбитое лицо.
— Не смей играть со мной в эти игры! — выкрикнул он.
Но Орхос лишь улыбался. Гел долго не сводил глаз с божественного лика, затем издал устрашающий вой и, оттолкнув Траса Суртиана, скрылся во Вратах.
— Счастливое избавление! — Трас Суртиан вновь пытался встать на здоровую ногу и не повредить при этом сломанную руку.
Стужа смотрела в темноту сквозь зияющий рот Йохве. Она спросила Орхоса через плечо:
— Куда он пойдет?
Недалеко, дочь моя. Чаши весов всегда стремятся к равновесию, — услышала девушка свистящий шепот в своей голове.
Тишину прорезал жуткий крик — и внезапно оборвался.
Через несколько мгновений они услышали стук копыт. Все обернулись на этот звук и увидели горящие озера, освещавшие дорогу.
— Какие глаза, — сказал Орхос. — Во всей огромной Вселенной я не видел других таких же.
Единорог возник из ночной тьмы и направился к Стуже. Черный витой рог блестел от крови.
Она погладила его густую гриву.
— Я не заметила, как он ускакал, — сказала Стужа.
Онократос тоже погладил единорога.
— Порождение волшебства убито с помощью волшебства, — пробормотал он.
— Равновесие почти восстановлено, — сказал Орхос, взглянув на звезды. — Гел получил по заслугам, я это предвидел. — Его взгляд упал на Онократоса. — Теперь настало время доказать, что честь не пустой звук для смертных.
Волшебник выступил вперед. Он спокойно смотрел на владыку ада, и в его взгляде была твердость.
— Я готов воссоединиться с дочерью, — сказал он. — Ради Калинды и Аки делай то, что должен.
— Посмотри на небо, велел Орхос старику.
Звезды снова двигались; созвездия заняли свои прежние места на небосводе. Затем все увидели тонкую паутину, сплетенную из шафранового света. А в ней покачивалась Калинда. Улыбаясь, она смотрела на отца.
Но в центре небесной паутины Стужа заметила кого-то еще, нечто черное и бесформенное, без глаз и конечностей. У девушки появилось ощущение, что ее внимательно разглядывают, и она посмотрела туда. Волоски на шее Стужи встали дыбом.
— Гат? — прошептал Трас Суртиан.
Она могла лишь кивнуть.
Отец? — Голосок Калинды раздался в их головах. — Ты любишь меня, папа?
Онократоса душили рыдания. Он чуть не потерял сознание. Трас Суртиан бросился к нему несмотря на свои увечья. Его лицо побелело, когда он подхватил старика сломанной рукой. Но коркирец не выпустил друга.
— Владыка хаоса ждет, — произнес Орхос.
Онократос пришел в себя. Его глаза искали образ Калинды.
— Я должен быть рядом с ней, — сказал он всем. — Что мне нужно делать? — спросил он у Орхоса.
— Отдаться ему добровольно.
Старик не сводил глаз с Калинды, не замечая зияющей тьмы.
— Я готов, — сказал он, — я иду.
— Этого достаточно, — отозвался Орхос.
Волшебник поник в руках Траса Суртиана. Коркирец не издал ни звука и лишь осторожно положил тело Онократоса на землю, глядя в открытые глаза друга, которые даже после смерти, казалось, не отрываясь смотрели на Калинду. Плечи Траса Суртиана опустились. Он стоял молча, не в силах дать свободу своим чувствам. Наконец капитан поднял глаза.
— Он умер, — произнес коркирец.
— Гат, Калинда и Орхос тоже исчезли, — сказала Стужа.
Они вместе подняли Онократоса и положили рядом с телом его дочери. Стужа дотронулась до щеки девочки. Теперь уже не заклинание успокоило ее, а сама смерть.
— А что с Аки? — спросила Стужа Траса Суртиана, склонившегося над маленькой королевой.
— Она дышит, — ответил он, но радость словно покинула его.
Стужа тоже нагнулась к девочке и провела рукой по ее щеке. Кожа была теплой. Аки открыла глаза и снова закрыла. Легкая улыбка озарила ее лицо.
— Пусть она еще поспит, — сказала Стужа. — Может, мы сумеем вынести ее отсюда, прежде чем она увидит все эти ужасы.
Трас Суртиан устало опустился на землю и прикрыл глаза рукой. Раны и переломы давали о себе знать. Стужа села рядом с ним. Ей хотелось положить голову ему на плечо, хотелось, чтобы он обнял ее. Но она знала, что это причинит Трасу боль. Ей нужно было подняться и найти что-нибудь, чтобы зафиксировать и перебинтовать его сломанную руку.
— Я так устала от сражений, — тихо призналась Стужа. — Меня вполне устроит маленькая ферма, хотя бы как у Уны. Или гостиница, где я могла бы танцевать и пить с гостями. Путники грелись бы у моего очага и пели песни по вечерам. А ты заходил бы проведать меня иногда. — Она положила руку Трасу на колено. — Наверное, это и есть настоящая жизнь.
Он не ответил. Стужа решила, что старик уснул.
Она посмотрела на звезды, на край кратера и тела Онократоса, Калинды и Кимона. Где-то на дороге валялось тело Гела.
— Спасибо, Ашур, — сказала она единорогу, стоявшему неподалеку. Она погладила его шею, почесала нос. — Спасибо, что убил его.
Взгляд девушки упал на тело Кимона. Вихрь воспоминаний пронесся перед ней. Тот день в лесу, теплое дыхание юноши на ее лице. Сердце вновь пронзила острая боль. Если бы только она могла плакать! Но она слишком устала.
Я знаю, у тебя не осталось слез…
Она вздрогнула, когда эти слова прозвучали у нее в голове.
— Орхос! — Стужа оглянулась, но владыки человеческих душ нигде не было видно.
…иначе ты пробудила бы его от этого сна, как делала прежде.
Стужа подползла к Кимону на четвереньках и склонилась над ним. Ее слезы однажды уже спасли юношу от заклятия Онократоса. Когда это было? Сколько дней или недель назад? Подействует ли это сейчас? Если бы только она могла плакать! Она должна заплакать!
Не надо, дочь моя. Прими мой дар. В отличие от бога хаоса, я не столь жаден до душ. У меня их великое множество, когда-нибудь я вернусь и заберу душу Кимона. Но есть еще одно дело…
Жуткий крик с другого конца арены заставил девушку вскочить на ноги.
— Нет! — взмолилась она. — Я видела, что он уничтожен! — Стужа сжимала пустые ножны, висевшие у нее на боку. — Я больше не могу бороться с ним. Я слишком устала.
Он не был уничтожен, — сказал ей Орхос. — Его невозможно уничтожить. То была лишь иллюзия Оийи и моя сила, которая контролировала его, когда ты отшвырнула кинжал.
Крик стал выше и настойчивее.
— Он требует крови! — сказала она.
Образ властителя ада возник перед ней. В руке Орхос сжимал Жало Демона. Он с любопытством смотрел, как свет отражается в его тонком лезвии. Кинжал вновь издал вопль.
Замолчи, — услышала Стужа слова бога. И кинжал повиновался. — Теперь вложи его в ножны.
Девушка колебалась, боясь взять в руки проклятое оружие.
— Я не прикоснусь к нему. И так я слишком долго посылала к тебе души, пожиратель мертвецов. Я не стану больше убивать.
Вложи его в ножны, дочь моя. Потом можешь закопать его или бросить в колодец. Но пока ты ходишь по земле, Жало Демона будет принадлежать тебе.
Стужа нагнулась, подобрала кинжал и вложила в ножны. Затем сняла свой ремень, на котором висели меч и кинжал, и протянула его богу мертвых.
— Возьми это, — попросила она. — У меня больше нет сил носить оружие. Я слишком измучена.
Но Орхос исчез.
— Самидар!
Девушка обернулась, услышав свое имя. Кимон пошевелился и сел. Его глаза медленно открылись, они были такими прекрасными и счастливыми, что заставили Стужу забыть о Жале Демона.
По ее лицу потекли обильные слезы, это были слезы счастья.
Голос в ее голове сказал:
Прощай дочь моя, до встречи навеки.