— Вчера нашла кролика в своих силках, — похвасталась Уна. Она положила в рот кусок мяса и стала шумно жевать. До сих пор у нее были отличные зубы, чем Уна очень гордилась. — А теперь расскажи-ка, что привело тебя в нашу глушь? Что-то стряслось в Шадаме?
Стужа проглотила свой кусок.
— Тебе же наверняка уже все известно о том, что происходит в Шадаме. — Стужа облизала ложку. Жаркое было восхитительным, она уже не помнила, когда в последний раз ела с таким аппетитом. Чванливые дворцовые повара в Марашаи Уне и в подметки не годились.
Девушка рассказала все как было, стараясь ничего не упустить. Тем более что она все равно не могла Уне врать. Старушка обладала истинным видением, от нее не могли скрыть ни ложь, ни иллюзии. Этот редчайший дар приобретался лишь благодаря возрасту и мудрости.
— Тогда тебе стоит остаться здесь на несколько дней, — заявила Уна. — В Кардале скоро станет обо всем известно, если уже не стало. Но прежде чем эти толстопузые лодыри пошлют гонца сюда, пройдет изрядно времени.
Стужа очень уважала Уну за этот здоровый скепсис по отношению к властям, который приходит только с годами. Девушка улыбнулась и дотронулась до огрубевших натруженных рук подруги:
— Спасибо, я надеюсь, ты разрешишь мне ненадолго остаться. Я должна подумать, что делать дальше, и, вероятно, ты сможешь дать мне хороший совет.
— Таинственный помощник Тогрина? — Уна потерла подбородок. — Боюсь, тут я ничего не смогу тебе подсказать. Я не знаю ни одного волшебника в этих краях. Жители Коркиры не любят чудес. Даже нас, лекарей, и то презирают. Они приходят, когда заболевают, а в другое время обращаются с нами как с собаками. Вот послушай, один бедный мальчуган в деревне, которого я лечу, подхватил лихорадку. — Лицо знахарки стало суровым. — А его отец убежден, что это я виновата, потому что мы недавно с ним поругались. — Она вздохнула, и лицо ее снова подобрело. — Если бы не ребенок — милый малыш иногда украдкой приносил мне цветы с холмов — наслала бы на них порчу.
— Неправда, — ласково сказала Стужа. — Ты же знахарка.
Уна пожала плечами и, встав из-за стола, направилась в сад.
Два дня бродила Стужа по холмам, окружавшим хижину Уны, снова и снова возвращаясь мыслями к недавним событиям. Она тщетно пыталась найти ключ к решению загадки, хоть какую-то зацепку, которая подсказала бы, где искать Аки. Был ли лорд Рольф причастен к исчезновению девочки? Узнает ли Стужа ответ на этот вопрос, если отправится в Ролароф? Рольф никогда раньше не прибегал к магии. Роларофцы испытывают перед колдовством суеверный страх. Если лорд Рольф ни при чем, она только зря потеряет время. Пройдут дни и недели, а она по-прежнему будет далека от Аки.
Стужа возвращалась в хижину, чтобы разделить с Уной хлеб и помочь по хозяйству. Она подмела пол, чуть не задохнувшись в клубах поднявшейся пыли. Вытерла полки, аккуратно переставляя таинственные сосуды, — в доме Уны хранилось множество растений и прочих вещей, назначение которых было Стуже неизвестно. Выгребла золу из холодного очага.
И все это время она напряженно размышляла. Рольф — ни при чем, в этом она была уверена. О судьбе Аки знал только Тогрин, да еще тот старик в черном плаще, что так самонадеянно опирался на коркирский трон. Но кто он? Стужа почти не сомневалась, что старик — волшебник. Огонь, прожегший простыни на постели Аки, был сверхъестественного происхождения. К тому же она что-то почувствовала, когда встретилась взглядом с этим таинственным незнакомцем в тронном зале.
Девушка вновь ушла бродить меж холмов, чтобы полюбоваться звездами и подумать. Но на вторую ночь ее мысли начали сплетаться в бесконечный клубок головоломок, Стужа снова и снова возвращалась к одному и тому же вопросу, пока у нее не закружилась голова и она не упала на прохладную траву. Девушка лежала и смотрела на черное небо, по которому медленно плыли звезды. Стуже казалось, что даже ветер, вторя ее собственным мыслям, шептал: «Аки, А-ки…»
Стужа не знала, сколько времени пролежала так. Внезапно она села, выпрямившись. «Ты слишком долго блуждаешь в своих мыслях! — отругала она себя и ударила кулаком по земле. — Надо действовать. Или забыть об Аки и выходить замуж за фермера!»
Она поднялась и весь обратный путь бежала. Добравшись до хижины, девушка рывком открыла дверь, так что чуть не выломала ее вместе с косяком. Старушка, свернувшись, спала в своем углу.
— Уна! — позвала она. — Уна, проснись!
Знахарка приподнялась, протерла глаза, стараясь разглядеть склонившееся над ней в темноте лицо.
— Что? — пробормотала она. — Что случилось?
— Мне нужна одежда, — сказала Стужа. — Какое-нибудь старое тряпье, которое валяется у тебя здесь. Сейчас же.
Уна села на постели:
— Зачем, детка?
— Я собираюсь в Кардалу, — ответила Стужа. — Мне нужно выехать до рассвета. Не теряй времени.
Она нагнулась, чтобы помочь Уне подняться, проклиная темноту. Стужа привыкла к жизни во дворце, где под рукой всегда были факел или лампа. Здесь же после захода солнца свет почти никогда не зажигался. Девушка снова выругалась, но тихо, чтобы Уна не слышала.
Старушка попыталась возразить, но все же пошла к старому сундуку, открыла его и начала копаться в тряпье:
— Тебе нельзя там показываться. Ведь они только этого и ждут. Солдаты станут искать тебя во всех больших и маленьких городах. К тому же в Кардале стоит гарнизон.
Стужа расправляла вещи, которые давала ей Уна, стараясь в темноте рассмотреть лохмотья.
— Я знаю, — ответила она. — Поэтому мне и нужно переодеться. Они не станут задерживать жену фермера или нищенку.
Стужа начала раздеваться. Задняя дверь отворилась и снова захлопнулась. Уна вышла и вскоре вернулась с тлевшим угольком. Нащупав подсвечник, она зажгла свечу и поставила ее на стол. По стенам лачуги заплясали тени. Уна ушла, чтобы бросить уголек обратно в костер.
— Не люблю зажигать свечи в доме, — сказала она, вновь закрывая дверь. — Боюсь пожара. Хоть и бедная хибарка, а все-таки своя. — Она постучала костяшками по косяку, и стены в ответ задрожали.
Стужа улыбнулась, натягивая очередную юбку, третью по счету, и подпоясала их куском бечевки. Казалось, она не носила такой одежды уже целую вечность и чувствовала себя в ней совсем непривычно. Она надела длинную рубаху из домотканой материи, подпоясала ее еще одной веревкой и закатала рукава.
— Пожалуйста, не прикасайся к нему, — предупредила Стужа, указывая на Жало Демона, когда разложила на столе свое оружие. Она не могла взять его с собой, это слишком бросалось бы в глаза. Наконец Стужа решила, что готова. Она расправила юбки и собрала в пучок волосы. — Ну, как? — поинтересовалась она, поворачиваясь к Уне.
Старушка нахмурилась и покачала головой.
Слишком чисто, решила Стужа. Она вышла за дверь измазала грязью лицо и волосы. А затем покаталась по земле. Непривычная к юбкам, она запуталась в них, с трудом поднялась, упала и снова поднялась. — Теперь нормально? — спросила она, вернувшись в хижину.
— Не вполне, — ответила знахарка. — Для нищенки ты слишком здоровая, а должна была бы быть худой и изможденной.
— Ну, тогда жена фермера.
— В тебе нет забитости и измученности непосильной работой. Тебя выдают походка и осанка, и что хуже всего — глаза.
Стужа раздраженно развела руками.
— Подожди. — Уна поставила подсвечник рядом с сундуком, откуда она достала одежду, и вновь принялась в нем рыться. Старуха выпрямилась и бросила Стуже какой-то сверток.
Девушка поймала его, не скрывая любопытства. Она тут же нахмурилась, нащупав шелк, перевязанный кожаными тесемками. Стужа взяла свечу и села за стол. Уна уселась напротив.
Да, это был белый шелк, трижды обмотанный полосками кожи. Она смотрела старухе в глаза, разворачивая сверток. Черная тень от неровно горящей свечи упала на лицо Уны. Ее морщинистые руки спокойно лежали на столе.