Он сплюнул в сторону. Прямо на вычурную мозаику, которая так восхитила Чонсу.
— Почему же?
— Это был языческий храм, — заговорщически поведал ей бородач, передавая чарку напитка подошедшему соседу, — Это площадь, вон там дальше было святилище.
— Где мы коней оставили?
— Ага. Там была такая глыба… Алтарь, да. Ентот алтарь мы, дарцы, побили много веков назад. Туда дальше — вон, видите ступени?
— Эти гладкие камушки?
— Да, они вели внутрь. Там стояла грома-адная статуя с тремя лицами. Говорили, что они у статуи были совсем живые, — он тягуче сглотнул и запил горькую слюну из половника, оперся на бочку и утер красную картофелину носа. Чонсе нравилось, как бесстрашно он общался с ней и не нравилось то, как маслянисто блестели его светлые глаза.
— Ересь, — тихо буркнул Брок. Чонса вздрогнула. Она и не знала, что он подслушивает.
— Тут и ученые ходили, говорили, мол, история! А как по мне — в лосиный зад эту историю, если тут до сих пор иногда…
Он замолк, зыркнув на ключников. Те как раз отвлеклись на разговор — Лидия отвела Брока в сторону, показывая пальцем на дальние колонны, где они, наверно, заложили мощи. Джо и Лукас были рядом — слушали.
— Что иногда? — не удержался Колючка. И снова Чонса вспомнила, что он молод и любопытен, как бывают дети.
— Порой находят здесь жертвы, милорд, — медовар сбавил грубость в голосе, когда обращался к жёлтому плащу, — Ничего такого — то козочка, то собачка.
— Почему не уведомили об этом церковь? — тут же свел брови Колючка, — Это же могут быть происки культа!
— Так все про то знают, — моргнул мужик и пожал могучим плечом, — Оттого, наверно, и решили они здесь всё освятить. Как знать, может, и поможет. Может, поможет.
Медовар отвлекся на подошедших к нему гуляк, и, чтобы не мешать, малефики и ключник отошли в сторону.
— Дела, — протянул Лукас, выдыхая пар вверх, — Не слышал про это.
— А про что слышал? — Чонса допила мед и поставила кружку на закрытую бочку, где уже стояли одна в одной пустые чарки. От мёда у неё приятно кололи, немея, ноги и язык, а на вершине горы, обдуваемой всеми ветрами, стало теплее. Так близко к югу, и так холодно. Суровая будет зима.
— Да ничего. Мы сюда приехали с историком и архитектором, они отбыли уже. Ходили тут, ахали. Говорили, что башня астрономии сохранилась прекрасно. Вон она, самая высокая, — он ткнул пальцем в постройку, которую Чонса до этого считала чуть более толстой колонной. Удивительно было, как такая вышка выдержала розу ветров, не сломавшись надвое. Прищурившись, девушка рассмотрела переходы с двухскатной крышей, что вели к ней.
Она почувствовала подбадривающий укол в копчик. Шило в заднице, сообразила она. От того, чтобы немедленно сорваться вверх, её отвлекло нападение. Прямо в её лицо толпа людей изрыгнула пару человек в звериных шкурах с рогатыми шлемами и звонкими рожками в руках, и они затрубили так громко, что заломило за ушами. Ещё сильнее загудела её голова, когда она ощутила кислый козлиный запах от их одеяний. Черти захохотали и разбежались в разные стороны. Может, что-то в меде не то? Белена, мухоморы?
— Это языческие божки, — объяснил Брок, к которому они пробились, — Беснуются, а потом появится мужчина в золотом…
— Смирение падших, семнадцатая глава, двадцатый стих, — перебил его Джо-отличник, — «И тогда Пророк стал опорою моей, вывел меня из тесных лап их на широту свободы и безопасности, и пали пред ним на колени изверги мои, и сделались светом».
Лидия улыбнулась ему.
— Такой хороший мальчик! Так бы и съела. Смотри, никак это пивная? Давай посидим, поговорим, пожалеем песок в твоих костях.
Брок сурово заворчал, но Чонса успела заметить в его прозрачных глазах легкий намек на блеск. Лидия была очаровательна. Даже старик с трухлявым дуплом вместо сердца не мог сопротивляться её обаянию. Она снова увела Брока в сторону от танцующих к крытому уголку, где располагались лавки для отдыхающих и столы для голодных, рядышком исходили паром котелки с горячим. Лидия щелкнула языком и альбинос поплелся следом, на прощание только стиснул плечо Чонсы.
— Ещё поболтаем, — пообещал он, — Нам многое нужно обсудить, Волчишка.
Чонса кивнула и оперлась на приваленную к стене бочку. Ноги налились алкогольной мягкостью. Исключительный шанс побыть в одиночестве (при этом в окружении толпы) сделал её груди тесно и колко. Так странно. Ей следовало бы радоваться свежему воздуху, который почти ощущался свободой, но она настолько привыкла к непрерывному надзору и обществу Колючки-Джо и сварливого деда, что веселья не случилось. Так что Чонса могла только с тоской поглядывать в сторону пляшущих девушек и чертовски злиться на себя за это. Наверно, виной всему медовуха. Ей и думать нечего, подобное малефикам ни в коем разе не светит, ни один мужчина не согласится связать жизнь с кем-то подобным ей, да чего там, даже не пригласит на танец.
Она скрестила руки на груди, придавая своему лицу равнодушное выражение. Хотелось бы ей ни о чем не думать, танцуя. Хотелось бы иметь простую жизнь, лишенную такого обилия странствий и болезненного прошлого. Хотелось бы, чтобы кожа её была испачкана землей, куда она сажает семена, а не чернилами проклятых татуировок. Хотелось бы, чтобы у неё были полные женственные бедра, а не плоская от постоянной езды в седле задница. Хотелось бы.
— На тебе лица нет, — проговорил Джо. И давно он рядом? Да что у неё сегодня с наблюдательностью? Чонса, однако, быстро нашлась:
— Тебе заняться нечем? — она сделала голос противным и сюсюкающим, — Взрослые не разрешают мальчику сидеть за их столом, вот он вокруг меня и вьется?
Джо хмыкнул, садясь на бочку. Это был такой мальчишеский и обыденный жест, что он немного сбил её с толка. Чонса заметила, что Брок, Лидия и Лукас заняли место за столом под навесом — старик сел лицом к ним и иногда бросал взгляд на то, как исправно Джо несет свои обязанности. Их уже обнесли, они потягивали что-то из кружек, оглядывались на служанку в вязаной шапке, когда она проходила мимо с чужим заказом. Чонса заметила, что щеки у Лидии красные от алкоголя. Возможно, стоило подсесть к ним, но Джолант не спешил тянуть её за поводок, тоже смотрел на танцующих, наклонив голову.
— Странное место для праздника.
— А там, откуда ты, празднуют как-то иначе? — Чонса не надеялась, что он ответит, но сегодня был особенный день, раз он первый завел разговор.
— Я родился в столице. До того, как ее перенесли к северу.
— В Сантацио, Новом Шоре? Должно быть, столичные праздники совсем другие.
— Да, — кивнул он. Его черные глаза приобрели мягкое, мечтательное выражение, — Везде огни, по улицам шествия ряженых, шутов и музыкантов. Люди сооружают подмостки, которые несут по волоку от моря, на них сидят барабанщики и циркачи, что с огнем танцуют и дышат им. Везде пряное вино, горячее, и наливают его бесплатно. Сейчас там все по-другому.
Он, вдруг опомнившись, провел рукой по лицу вверх, откидывая пепельные пряди.
— Звучит волшебно, — осторожно заметила Чонса. Ключник кивнул и они какое-то время молчали. Он оглядывался на компанию желтых плащей, но те словно забыли о них. Даже Брок отвернулся, болтая с Лидией.
Чонса подумала, что это хорошая возможность перерезать своему стражу горло и быстро затеряться в толпе празднующих.
— Ты же не собираешься портить веселье?
Чонса моргнула. Джо повернулся к ней с усмешкой.
— Как ты…
— Прочитал твои мысли? Я думаю об этом же уже добрые десять минут.
Вот как?
Запрокинув голову, он разглядывал белые силуэты башен. На его губах блуждала ухмылка, и Чонса поняла, что он насмехается над ней. Что у него сегодня с настроением? Обычно он просто игнорирует её, лишь иногда откликаясь колко и холодно.
— Ты что, пьян? — спросила его в лоб. Джо засмеялся, звук был непривычный, приятный, но Чонса отошла в сторону. Он тут же поймал её под локоть.