Я на матраце, и мне не очень удобно. Физически, я имею в виду. Недавно мне сделали операцию. Вероятно, швы еще не рассосались.
Зигфрид говорит: "Мы говорим о вашей работе, Боб".
Скучно. Но безопасно. Я отвечаю: "Я ненавидел свою работу. Да и кто бы не возненавидел пищевые шахты?"
- Но вы продолжали работать, Боб. Вы не пытались перейти куда-то. Вы могли бы работать, например, на морских фермах. И вы не окончили школу.
- Хочешь сказать, что я застрял в дыре?
- Я ничего не хочу сказать, Боб. Я спрашиваю, что вы об этом думаете.
- Ну, наверно, ты прав. Я думал о переменах. Много думал, - говорю я, вспоминая, как это было в самом начале с Сильвией. Я помню, как мы с ней сидели январским вечером в кокпите планера - нам просто некуда больше было деться - и говорили о будущем. Что мы будем делать. Как победим обстоятельства. Но, насколько я могу судить, в этом нет ничего интересного для Зигфрида. Я уже все рассказал Зигфриду о Сильвии, которая в конечном счете вышла замуж за акционера. Но мы расстались задолго до этого. - Вероятно, - говорю я, собираясь и пытаясь получить от сеанса хоть что-нибудь за свои деньги, - у меня что-то вроде стремления к смерти.
- Я предпочел бы, чтобы вы не использовали психоаналитические термины, Боб.
- Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я знал, что время проходит. Чем дольше я остаюсь в шахтах, тем труднее мне оттуда выбраться. Но все остальное выглядело не лучше. И были компенсации. Моя девушка Сильвия. Моя мать, пока она была жива. Было даже иногда забавно. Полеты на планерах. Над холмами прекрасно, с высоты даже Вайоминг не выглядит так уж плохо, а запах нефти почти не чувствуется.
- Вы упомянули свою подругу Сильвию. Вы с ней ладили?
Я колеблюсь, потирая живот. У меня в нем почти полметра новых внутренностей. Стоят они ужасно дорого, такие штуки, и иногда кажется, что прежний владелец требует их обратно. Интересно, кем он был. Или она. Как умер? И умер ли? Может, он до сих пор жив. Я слышал, что бедняки продают части самих себя. Хорошенькая девушка может продать грудь или ухо.
- Вы легко сближаетесь с девушками, Боб?
- Теперь да.
- Не теперь, Боб. Мне кажется, вы говорили, что в детстве легко сходились.
- Разве так бывает?
- Если я правильно понял ваш вопрос, Робби, вы спрашиваете, вспоминает ли кто-нибудь детство, как абсолютно счастливое время. Конечно, ответ "нет". Но у некоторых людей впечатления детства отражаются на жизни сильнее, чем у остальных.
- Да. Оглядываясь назад, я думаю, что немного боялся своей возрастной группы - прости, Зигфрид. Я хотел сказать, других детей. Все они были знакомы. У них находилось все время, что сказать друг другу. Тайны. Общие дела. Интересы. Я был одиноким ребенком.
- Вы были единственным ребенком, Робби?
- Ты это и так знаешь. Да. Может, в этом все дело. Мои родители работали. И не хотели, чтобы я играл возле шахт. Опасно. Там действительно опасно для детей. Можно пораниться у машин. Иногда отходы обваливаются и могут завалить. Случаются выбросы газа. Я оставался дома, смотрел телевизор, слушал кассеты. Ел. Я был толстым ребенком, Зигфрид. Любил все калорийное, с крахмалом, с сахаром. Меня баловали, покупали больше еды, чем мне было нужно.
| 507 - IRRAY ЗРЕЛОСТЬ GOTO 26,830
| *М88 26,835
| 508 - Может быть, именно 26,840
| Вы хотите, 26,845
| А вам вместо этого 26,850
| Кто-то говорит, 26,855
| Чего вы хотите 26,860
| 511 - XTERNALS a IF a GOTO.. 26,865
| 512 - Может быть, Зигфрид, 26,870
| Старый жестяной божок, 26,875
| Но я чувствую, что 26,880
| Зрелость - это смерть 26,885
Мне и сейчас нравится быть избалованным. Теперь у меня диета высшего класса - не по питательности, но в тысячу раз дороже. Я ем настоящую икру. Часто. Ее привозят из аквариума в Галвестоне. У меня настоящее шампанское и масло... "Я помню, как лежу в кровати, - говорю я. - Кажется, я маленький, может, мне три года. У меня говорящий медведь. Я взял его с собой в постель, и он рассказывал мне сказки, а я совал ему в уши карандаш. Я его любил, Зигфрид".
Я замолкаю, и Зигфрид тут же берет приманку. "Почему вы плачете, Робби?"