заставил работать у него. Там я быстро выучил ваш язык. Работы было много, работа была
трудной, никто не хвалил меня, никто не благодарил меня, никто не подбадривал меня. Я
слышал только упреки и ругательства в свой адрес. Мне было очень плохо. Грустно и
голодно. Голодно! Голодно! Всегда голодно! Гадкий человек
Вольдемар, и жена у него гадкая. Очень плохо кормили Катипута, совсем плохо... Еще бы
немного — и я умер бы от истощения и обид! О, где мои родные?! Почему судьбе было
угодно обречь меня на незаслуженные страдания?!
Хьюгго плавно остановился и ободряюще зарычал, желая сказать новому другу, что все
неприятности уже позади. Я в свою очередь похлопал Катипута по плечу и попросил:
— Успокойся, приятель, жизнь твоя изменилась к лучшему. Ты нашел друзей, которые
тебе очень рады. Теперь с тобой все будет хорошо, и, может быть, ты еще вернешься домой
и заживешь там счастливо... Судьба непредсказуема и непостижима. А пока что знай: мир
Фэо не так плох, как показалось тебе после знакомства с Вольдемаром и его женушкой.
Хьюгго подтвердил мои слова столь громко, что ближайшие к нам деревья закачались, а
весь лес вокруг испуганно притих на некоторое время. Веронские тигры повсюду
пользуются заслуженным уважением.
— Если удастся, мы поможем тебе вернуться домой, — сказал я. — Не догадаемся сами
— спросим совета у мудрецов...
— О, добрый Эвальд...
Я понял, что одними словами его сейчас не утешить, поэтому извлек из мешка
небольшой бурдюк с грушевым вином двойной перегонки, называемым «Бальзам
Утешения». В аптеке моего отца нет лекарства популярнее этого славного бальзама.
Вытащив пробку, я протянул бурдюк Катипуту:
— Выпей, Катипут, это поможет тебе успокоиться. Давай же!
— Спасибо, Эвальд. — Дрожащими руками Катипут схватил бурдюк и в три глотка
ополовинил его содержимое.
— Полегче, полегче, друг мой, — сказал я, поспешив забрать бурдюк обратно. —
Достаточно маленького глоточка. Всего одного. Это, да будет тебе известно, «Бальзам
Утешения», а не подслащенная вода.
— Ух, вкусная водичка этот ваш «Бальзам Утешения»! — По лицу Катипута расползлась
улыбка, а глаза блаженно закрылись. — Никогда не пил ничего подобного! Вся печаль
мгновенно исчезла, словно ее никогда и не было! В моем мире не водилось такое славное
питье, а жаль!
— Можно двигаться дальше, Хьюгго, — сказал я. — Нашему другу уже хорошо.
— Вперед! — воскликнул Катипут. — К мудрецам, к хорошим людям, к нашим друзьям
и подальше от гнусной дыры, в которой обитают двое скряг! Эй, добрый Хьюгго, вези нас
куда хочешь! Ик!
Я немного ошибся: нашему другу стало не хорошо, а очень хорошо. Он развернулся
спиной ко мне, ласково почесал Хьюгго за ухом и принялся оглашать окрестности
бесконечно повторяющимся истошным воплем:
— Да здравствует добрый Эвальд! Нет никого, кто мог бы сравниться с ним в доброте!
Эвальд, сын лекаря Гасстерта из О'Дельвайса, кормилец голодных и спаситель несчастных!
Эвальд, что ездит верхом на беронском тигре, могучем и отважном! Счастлив Катипут, нашедший таких друзей. Ик! Пусть знают все о том, что лучше нет друзей, чем Эвальд, сын
лекаря Гасстерта из О'Дельвайса, и беронский тигр Хьюгго!
Хвала, возносимая на всю округу нам с Хьюгго, была бесконечной. И очень громкой.
При этом Катипут постоянно икал и все норовил свалиться на землю, поэтому мне пришлось
придерживать его. Через некоторое время из доброго Эвальда я превратился в славного, затем в мудрого и, наконец, в храбрейшего из храбрых. На этом перечисление моих
достоинств закончилось, потому что после трехкратного восхваления Катипутом моей
храбрости приятный женский голос где-то совсем рядом с нами произнес:
— Какая удача! Само провидение послало мне храбреца! Вот радость, так радость!
Глава 7
Хьюгго мгновенно остановился, Катипут наконец умолк, а я стал озираться по сторонам
в поисках невидимой собеседницы, но не смог ее найти, пока не получил подсказку:
— Слева от тебя, мой рыцарь, в большом дупле!
Найти дупло было просто, а присмотревшись, я увидел, что из него выглядывает
очаровательная девушка в мантии зеленого цвета. Нет, не очаровательная, а поистине
прекрасная девушка. Ее зеленая мантия в сочетании с волосами цвета листвы и большими, широко распахнутыми изумрудными глазами и делали ее совершенно незаметной в ветвях
древнего дуба. Неудивительно, что мне не удалось заметить ее сразу. Девушка приветливо
улыбалась и от этого казалась еще красивее.