— Что ты говоришь, Фелидия? — Отец недоуменно развел руками. — Уж тебе-то
должно быть известно, что Эвальд никогда не вмешивался в мои отношения с пациентами!
— Ему и не надо вмешиваться. Вполне достаточно, чтобы те, кто хочет обвести вас
вокруг пальца, представили себе, как однажды поутру на пороге их дома появится
разгневанный мастер Эвальд, небрежно поигрывающий своим мечом! О-о-о, этот визит
чреват таким расстройством здоровья, которое может оказаться не под силу даже вам, мастер Гасстерт!
Есть хороший, безотказный способ вывести моего кроткого отца из себя. Стоит только
затронуть его профессиональное самолюбие, как седобородый лекарь превращается в
яростного монстра.
— Укороти свой язык, Фелидия! — вскричал он, вскочив на ноги и потрясая сжатыми
кулаками. — Или я сделаю это своим ножом для ампутаций! Не берись судить о том, чего не
в силах постичь твой куцый умишко!
Во дворе, словно желая поддержать отца в его праведном гневе, властно зарычал Хьюгго.
Хьюгго ценит искренность и яркие эмоции.
Фелидия сложила свои мощные длани в молитвенный жест и голосом, полным лживого
смирения, сказала:
Не гневайтесь на меня, неотесанную деревенскую дуру, о мудрейший из лекарей всех
времен! Покорнейше прошу прощения за то, что не ведала о вашем умении пришивать на
место отрубленные головы.
Я не сумел сдержать смех, отец рухнул в кресло, закрыл лицо ладонями и самозабвенно
предался тому же занятию. Очередная попытка вразумить меня потерпела сокрушительный
крах. Хорошо зная своего отца, я понимал, что на этом он не остановится. При расставании, заботливо упаковав бутылочки со снадобьями в мою дорожную сумку, он обязательно
спросит:
«Не надоело еще?»
«Еще не надоело», — улыбнусь я, и вот на этом «воспитание» закончится. До
следующего возвращения домой.
— А что скажете вы, мастер Эвальд? — спросила меня Фелидия, когда мы с отцом
насмеялись вдоволь.
Сейчас и впрямь выдался подходящий случай разбогатеть. Нашедший Орлуфию — в
логове злодеев или в убежище влюбленных — получит хорошую награду как от отца
девушки, так и от правителя Багурона, донельзя огорченного происшествием. Пятьсот да
пятьсот — вместе будет тысяча. Славное число с тремя круглыми пузатыми нулями.
Славное, если, конечно, речь идет не о численности врагов, осадивших столицу, а о деньгах.
Тысяча золотых монет — это уже состояние, клянусь могуществом обоих Стражей! С таким
состоянием можно подумать об оседлой жизни. Хотя, если говорить начистоту, на поиски
меня вдохновляла наша детская дружба. Дружба, которая при иных обстоятельствах могла
бы перерасти в нечто большее, не будь между нами столь заметной сословной разницы, увы.
Несомненно, у спасителя Орлуфии появлялся шанс заполучить ее руку — вряд ли
Дамирус сможет отказать тому, кто вернет домой его единственную дочь. Точно, не
сможет... Но пока рано строить планы. Для начала надо спасти Орлуфию, а уж после
постараться разобраться в своих и ее чувствах. В том, что Орлуфию надо спасать, я
нисколько не сомневался: любой, кто хорошо знал эту рассудительную и послушную воле
отца девушку, никогда бы не смог представить, что она сбежит из отчего дома с
любовником. Так я и заявил Фелидии:
— Орлуфию похитили, в этом нет никаких сомнений, и чем скорее ты подашь завтрак, тем меньше времени ей придется провести в руках злодеев!
Во дворе негромко рыкнул Хьюгго, напоминая, что он тоже не склонен странствовать с
пустым желудком. Фелидия ойкнула, сняла с крюка копченую свиную ногу и поспешила к
двери. Я взял в каждую руку по свежеощипанному гусю и последовал за ней.
При нашем появлении лежащий под навесом Хьюгго бесшумно поднялся и радостно
оскалил зубы.
— Мой котик проголодался, ах, бедняжечка, — засюсюкала Фелидия, бесстрашно кладя
свою ношу прямо ему под нос.
— Моего тигра, Фелидия, зовут Хьюгго, а не Котик, и тем более уж не Бедняжечка, —
привычно поправил ее я.
— Ах, мастер Эвальд, он такой же бедняжечка, как и вы, — ответила Фелидия. —
Пробыли дома всего два дня и опять уезжаете на полгода. Как же вас не пожалеть...
После обильного завтрака я попрощался с домашними, навьючил на Хьюгго дорожные
сумки и с трудом взобрался на него сам. Хьюгго успокаивающе пошевелил ушами. Это
означало: «Не волнуйся, Эвальд, на третий день бродячей жизни к тебе вернется былая
ловкость!»
— Береги себя, сын! — У моего осторожного отца на все случаи жизни одно напутствие.