— Десять дней — достаточный срок! — немного раздраженно ответил я. — Если все
пойдет хорошо. Если же дело не заладится, я вернусь на материк за подмогой. Ну а если я
останусь жив, а Берд уже уплывет назад...
— Почему ты не договариваешь, Эвальд? — встревожился Катипут.
— Значит, я вернусь немного позже каким-нибудь другим способом. Как говорит наша
кухарка Фелидия: «Кому суждено умереть женатым, тот ни за что не умрет холостым!»
— А как ты будешь общаться с Бердом, если он станет ждать тебя вдали от берега? Как
он узнает, что пора забирать тебя?
— Это совсем просто, — улыбнулся я. — Разведу костер в условленном месте или на
худой конец сооружу на скорую руку плот и доберусь до «Сирены» вплавь.
— Но там же туман, — возразил Катипут.
— Если Берду удастся приобрести «Поглотитель мглы», то мы будем чувствовать себя на
Фей-Го как дома. Туман отступит прочь.
— Хорош дом. — Катипут поджал и без того тонкие губы. — Зря ты не хочешь взять
меня с собой, Эвальд.
— Может, и зря, — после бурного вечера и хорошего ужина с грушевым вином у меня не
было сил на то, чтобы спорить, — но я так решил и решения своего не изменю. Давай не
будем больше говорить об этом, прошу тебя. Договорились?
— Что поделать — договорились! — ответил Катипут. — Ой, что это за звуки?
Слышишь, Эвальд! Кажется, Хьюгго...
Катипут вскочил со своего ложа и подбежал к единственному окну, намереваясь
выглянуть во двор.
— Успокойся, приятель, — поспешил сказать я. — Это храпит Берд. Настоящим морским
храпом.
Убаюканный мерным храпом Берда, я сомкнул веки и сразу же погрузился в сон. Очень
странный сон.
Снилось мне, что я очутился в странном месте, залитом ровным голубым свечением, холодным и настораживающим. Вокруг не было ничего — один только лишь свет. Сам я
выглядел краше любого из столичных богатеев — в рубахе и штанах из темно-красной
мягкой, тончайшей выделки кожи, поверх которых были надеты позолоченные доспехи, испещренные неведомыми знаками, что, подобно тлеющим углям, мерцали красными
огоньками. На плечах моих лежал тяжелый плащ из неведомого, переливающегося всеми
цветами радуги материала. В левой руке я сжимал отполированную до блеска рукоять
здоровенного боевого меча. Правая рука моя была свободна, отчего я испытывал смутное
беспокойство.
— Неужели это и в самом деле я? — удивленный донельзя своим видом, подумал я
вслух, оглядывая роскошное одеяние.
— Да, Эвальд! — ответил мне ровный высокий голос, идущий отовсюду и ниоткуда
одновременно.
Странный был голос. Не мужской и в то же время не женский.
— Кто здесь? — Я принялся озираться по сторонам, но никого не увидел.
— Оставаясь прежним, ты стал другим... — продолжил голос, но я невежливо перебил
его.
— Назовись, как того требует обычай! — громко крикнул я. — Иначе я не стану отвечать
тебе!
— Я не могу назвать свое имя, — ответил голос. — Ибо не вправе ты задавать мне
вопросы; пока правая рука твоя пуста, ты обречен только слушать меня.
Голос умолк. Я попытался возразить, но мои губы вместе с языком словно сковало
льдом.
— Ты сделал первый шаг на верном пути, так продолжай же! — Голос заговорил вновь.
— Сделай и следующий, скорее, пока враг не лишил вас жизни...
«Вас? Кого голос имеет в виду?» — подумал я.
Странный это был сон, очень странный. Все происходящее казалось мне бесспорной
явью, правда, явью весьма необычной.
— Есть связи, неподвластные ничьей воле... Есть вечные правила... — Голос стал делать
между фразами паузы, словно желая, чтобы я лучше запомнил сказанное. — Знай же — вот
то, что ты должен обрести!
Передо мной, словно порождение света, заливавшего все вокруг, возник полупрозрачный
образ.
Судя по очертаниям, он принадлежал молодой женщине.
Незнакомой мне женщине, высокой, сильной и весьма привлекательной на вид. В полном
боевом снаряжении, только без шлема. Ее длинные волосы вьющимися локонами ниспадали
на Плечи.
Но была она не из людей, а из магмаров, я понял это сразу.
В левой руке она держала внушительных размеров двуручный меч, а правую протягивала
мне.
Я сделал шаг ей навстречу и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, вложил свою
ладонь в ее ладонь, хоть и призрачную, но вполне осязаемую и даже теплую на ощупь.
— Быть по сему!
Голос умолк, голубое свечение постепенно погасло, и я погрузился в темноту, чтобы
пребывать в ней безвылазно до пробуждения.
Глава 15