Первой мыслью, посетившей Уильяма, была мысль о террористах. «Снова исламские радикалы что-нибудь взорвали!» - подумал он про себя, вслух отчаянно сквернословя. Но выглянув в окно, он не заметил столбов дыма, хотя и слышал вой сирен и крики людей, попавших в беду. Так продолжалось некоторое время, затем наступила могильная тишина, словно между ним и всем остальным миром образовалась изрядная пробка. Он видел всё, ощущал прикосновение сквозняка, но будто бы оглох. Затем какая-то струна лопнула и ему на миг показалось, что он слышал этот звук. Но следом за этим произошло нечто, заставившее его усомниться в собственном рассудке. Цвет неба с голубого стал меняться на тёмно-охровый с зелеными переливами. Тяжёлые тучи такого же неприятного цвета застоявшегося гноя с непостижимой скоростью застилали горизонт. Это никак уже нельзя было возложить на террористов.
А затем началось! Этих тварей он видел только в фильмах ужасов. Казалось, они были повсюду. Маленькие, большие и огромные, ростом с Годзиллу, все они устроили настоящее сафари. Люди на его глазах гибли сотнями, а он, словно бесстрастный наблюдатель, всё смотрел, смотрел и не мог отвести взгляд. Его глаза, словно зрачок видеокамеры, бесстрастно констатировали все ужасы развернувшейся бойни. Слух, вернувшийся чуть ранее, терзали крики заживо пожираемых, терзаемых тварями людей. Живых людей! И он побежал. Как никогда в жизни не бегал. Он мчался, не разбирая дороги. Сначала из квартиры, которую больше не считал своей крепостью, ибо видел, как те твари, что поздоровее, проламывали стены, а в проломы, словно при штурме средневековой крепости, бросались чудища меньших размеров и начиналось пиршество...
Он промчался через коридор и, перескакивая через ступеньки пожарной лестницы, спустился с обратной стороны своего дома. На улице он видел таких же, как он, обезумевших от пережитого ужаса горожан, некоторых из них он знал в лицо, с некоторыми перекидывался парой слов при встрече. Но теперь все эти люди превратились в безвольных жертв страха смерти, что правил здесь и сейчас свой безумный бал. Уильям кинулся было в сторону подземки, но увидел, что на поверхность выбираются совершенно ополоумевшие пассажиры с криками, будто птичья стая, разлетаясь в разные стороны. Метро стало в один миг недоступно для спасения, и он повернул обратно. Решение покинуть свою квартиру теперь казалось ему опрометчивым, и Уильям решил вернуться и забаррикадироваться. Небольшой запас продуктов у него был, воду на худой конец можно было бы пить и из-под крана, а там власти что-нибудь придумают.
Неожиданно на бегущую впереди девушку сверху рухнула какая-то крылатая тварь и, пригвоздив несчастную к земле огромными кривыми когтями, стала пожирать, еще живой отправляя в, казалось, бездонную пасть огромные куски плоти. Уильяма вырвало от ужаса и отвращения. Будучи вегетарианцем одна мысль об употреблении чьей-то плоти казалась ему кощунственной, но, видимо, судьба решила преподнести ему наглядный урок, что могут быть и другие взгляды на рацион. Едва жертва перестала кричать и затихла обезображенным куском некогда молодого и сильного тела, тварь, что пировала на ней, обернулась, и их взгляды встретились. Никогда в жизни ему не приходилось смотреть в глаза, наполненные такой безумной жаждой убийства. Ни один фильм не мог передать и сотой доли того, что сейчас увидел Уильям. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками в буквальном смысле приковали его к месту, в то время как их владелец медленно приближался, испуская волны ужаса. Из вытянутой волчьей пасти закапала вязкая слюна, вывернутые ноздри существа затрепетали, втягивая запах застывшей жертвы. На земле тварь казалась неуклюжей, видимо, мешали короткие задние конечности, в отличие от которых длинные передние были перевиты жгутами мышц и оканчивались изогнутыми кинжалами когтей, с которых сейчас капала кровь предыдущей жертвы.
Уильям хотел закричать, но пересохшее горло издало лишь слабый писк и внезапно в груди будто что-то лопнуло, растекаясь неприятным жаром. Пару раз схватив ртом воздух, он опрокинулся навзничь, скребя пальцами воротник своей любимой рубашки. Тем временем тварь подошла вплотную к распростёртому телу и с каким-то разочарованием вонзила кривые жёлтые клыки в еще живого Уильяма Трента. Последней мыслью угасающего сознания было сожаление о покинутом жилище.
Стоя на верхних ступенях эскалатора, Глория уже предвкушала горячую ванну и очередной тихий вечер в компании ноутбука. Тренировка была изматывающей и Тьерри, казалось, собрался выбить из неё дух, подготавливая к первому в её жизни бою. Своё, теперь уже полностью свободное от присутствия Кевина, время она посвятила самообороне. Жаль, она не послушала тогда Мари, которая с первого взгляда невзлюбила её нового бойфренда. «Какой-то он стрёмный!» - был её вердикт. Но она в тот раз отмахнулась от слов лучшей и единственной подруги, а вскоре познакомилась с кулаками своего парня. Нет, он потом молил о прощении, говорил, что не понимал, что на него нашло в тот вечер. И она поддалась на уговоры. С Мари они уже тогда не общались, и Глория уступила. Но через три месяца история повторилась, и тогда она заявила об окончательном разрыве. Следующие три недели она провела в больнице, где, пообщавшись с адвокатом, подала заявление в полицию. Выписалась она с пятью швами, уродующими правую скулу и сильной депрессией. Мари так и не ответила ни на один звонок, и Глория топила своё горе в работе. До тех пор, пока случайно не забрела в зал, где вёл курсы по самообороне Тьерри Д’апшон. Она пошла раз, два и заболела тренировками. Теперь она ждала вечера, чтобы войти в зал, ощутить ауру этого места, пропитанную эмоциями, далёкими от злобы и ненависти. Она нуждалась в поддержке, и она её получала...