— Гунны! — рыкнул Донн Отна, и в его глазах сверкнула ярость. — Они ворвались с Востока, как ветер смерти или как стая саранчи! Они гнали готтов, франков и вандалов впереди себя, и в своем жутком стремительном полете тевтонцы растоптали Рим! Затем они увидели перед собой море, и им больше некуда было лететь. Они повернули к бухте, и там у Шалона встретились два войска — клянусь богами, это была грандиозная битва! Они накатили на нас, как черная волна, и так же, как волна разбивается о камень, они разбились о стоявших стеной германцев и ряды легионов Эция. Там вороны кружили тучами, а топоры, казалось, насквозь пропитались кровью!
— Так ты был там? — воскликнул Констанций.
— Конечно! С пятью сотнями моих соотечественников! — Донн Отна скрипнул зубами и с размаху ударил кулаком по столу. — Мы поплыли с британскими легионами — они отправились на помощь Риму и никогда больше не вернулись на родную землю. На галльских и италийских равнинах покоятся их кости — кости тех людей, которые никогда не кланялись Риму, но пали за него в борьбе с диким восточным врагом. Мы бились день и ночь, и наконец гунны отступили. Клянусь богом, мой меч был красным, и кровь запеклась на нем от самого острия до рукояти, и я уже едва мог шевельнуть рукой. А из моих пяти сотен воинов в живых осталось только пятьдесят! Тогда Фотигерн призвал ютов помочь ему в борьбе против пиктов и англов, и саксонцы побежали за ним, как голодные волки. Я вернулся в Британию, и в водовороте войны, охватившей южные берега, попал в плен вот к этому самому Ателреду. Узнав мое имя и титул, он решил потребовать за меня выкуп, но тут начали происходить странные вещи…
Донн Отна замолчал и коротко рассмеялся. Раджа Констанций слушал его, не прерывая; в его задумчивых глазах светились интерес и уважение к собеседнику.
— Наш народ умеет долго и сильно ненавидеть, — продолжил рассказ кельт. — Но наши галльские соседи сотворили из мести культ, и, клянусь богом, я никогда не знал, как сильна могла быть страсть к отмщению, пока мы не увидели корабли Асгримма. У этого короля моря была старинная вражда с Ателредом и он устроил на наш корабль настоящую охоту. Кром! Он гонял нас едва ли не по всему миру! Он прилип к нашей корме подобно клещу, вцепившемуся в собачью шкуру, и нам никак не удавалось избавиться от него. Мы протащили его за собой вдоль всего галльского побережья, затем миновали Испанию, а когда повернули в Средиземноморье, он вынудил нас проскочить через Геркулесовы Столбы и нестись все дальше и дальше на юг. Мы плыли мимо мрачных берегов, полных влажных испарений, сырых от трясин и болот и темных от густых джунглей; там чернокожие дикари грозно кричали нам вслед и стреляли в нас из луков. Но наконец мы обогнули мыс и направились на восток и где-то там все-таки избавились от своих преследователей. С тех пор мы так и плывем неизвестно куда, полагаясь на судьбу. Поэтому, царь Констанций, мои новости о Западе устарели по крайней мере на год.
Раджа некоторое время молчал, продолжая задумчиво смотреть на Донна Отну. Молчаливый черный раб вновь наполнил его кубок. Констанций сделал большой глоток, вздохнул глубоко и, отведя взгляд в сторону, заговорил:
— Почти двадцать лет назад я отплыл из Византии с кипрскими торговцами, которые направлялись в Александрию. Тогда я был всего лишь неопытным юнцом, не устававшим удивляться миру, но при этом с королевской кровью в жилах. Из Александрии я окольными путями добрался до Дамаска и там присоединился к каравану, что возвращался из Персии в Шираз. Потом я искал жемчуг в Оманском заливе, где меня захватили в плен мальдивские пираты. Они продали меня на невольничьем рынке в Нагдрагоре… Потом… Впрочем, нет нужды повторять тебе, какими сложными путями я добрался до трона, на котором теперь сижу. Прежняя династия вырождалась и вот-вот должна была исчезнуть.
Нагдрагор раздирали беспрестанные войны с соседними царствами… Мой путь — это кровавый след, черный от вероломства и предательств, которые совершались по отношению ко мне и которые я совершал по отношению к другим, но, как бы то ни было, теперь я раджа Нагдрагора — хотя этот трон и шатается подо мной.
Констанций поставил локти на стол и уперся подбородком в ладони, продолжая неотрывно смотреть на белокурого гиганта, сидевшего напротив него. Донн Отна тоже не отводил взгляд.
— В тебе сразу виден принц, — сказал раджа, — хотя твоим дворцом может быть всего лишь плетенная из соломы хижина. Мы с тобой из одного и того же мира, хотя я родился на одном его конце, а ты на другом. Мне нужен человек, которому я могу доверять. Мое царство расколото внутренней враждой; я стравливаю своих врагов — это приносит вред Нагдрагору, но пользу мне. Мои главные враги — Ананд Мулхар и Нимбайдур Сингх. Первый богат, труслив и жаден; он слишком осторожен, чтобы выступить против меня открыто. Второй — молод, горяч, романтичен и храбр, но его крепко держат в лапах ростовщики, выжидая, какая рыба всплывет на поверхность. Простые люди ненавидят меня, потому что они любят Нимбайдура Сингха, в жилах которого есть примесь царской крови. Высшие слои — раджпуты — не любят меня, потому что я чужеземец. Но я управляю ростовщиками и через них — всем Нагдрагором.
Констанций вновь отпил из кубка и немного помолчал. Теперь Донн Отна слушал его, не прерывая.
— Я постоянно пытаюсь столкнуть между собой Ананда Мулхара и Нимбайдура Сингха, продолжая крепко сжимать бразды своего правления. Они слишком ненавидят друг друга, чтобы объединиться в совместной борьбе против меня. — Раджа невесело усмехнулся. — Но я боюсь кинжала убийцы, который метит мне в спину. Своей охране я доверяю лишь наполовину; это вряд ли лучше, чем полная подозрительность, и гораздо более опасней. Вот почему я приехал на причал, чтобы лично приветствовать вас. Ты мог бы со своими саксонцами остаться здесь, во дворце, и сражаться за меня, если возникнет такая необходимость? Официально я не буду называть вас своей охраной. Это оскорбит моих офицеров, и против меня может мгновенно вспыхнуть заговор. Для виду я просто включу вас в состав армии, но вы останетесь во дворце, и ты, принц, по-прежнему будешь моим собеседником за кубком вина.
Донн Отна задумчиво усмехнулся и протянул руку к своему кубку.
— Я поговорю с Ателредом, — медленно произнес он. — Думаю, он согласится.
Когда кельт нашел Ателреда, тот сидел, развалясь на шелковых подушках, со скрещенными по-восточному ногами, и с аппетитом обгладывал жареного барашка, время от времени запивая ароматным индийским вином. Саксонец промычал невнятное приветствие, продолжая непрерывно работать челюстями, в то время как Донн Отна уселся напротив него, с усмешкой оглядывая комнату. Пиратская команда вовсю наслаждалась долгожданным отдыхом — одни лениво валялись на шелковых подушках, другие бродили взад-вперед, восхищенно разглядывая сверкающий драгоценными камнями купол над их головами, третьи выглядывали из отделанных золотом окон на внутренние сады — там цветущие деревья источали пряные экзотические ароматы, а из круглых, выложенных мрамором фонтанов били в небо сверкающие серебряные струи. Суровые викинги удивлялись и восхищались всему как дети, при этом оставаясь подозрительными как волки — они ни на миг не расставались со своими изогнутыми, с выпуклыми лезвиями топорами.
— Ну, что еще, Донн Отна? — пробормотал Ателред, не переставая жевать и чавкать.
— А что у тебя? — вместо ответа спросил кельт.
— А вот что! — Саксонец взмахнул полуобглоданной костью. — Здесь такая добыча, что от зависти лопнул бы сам Генгист, да и Сердик с ним в придачу! Давай сделаем так: ночью мы тихонько встанем и устроим во дворце пожар; затем, когда начнется суматоха, похватаем все добро, какое только сможем унести, и прорвемся к нашему кораблю — его никто не охраняет в порту. И все — хо! — плывем к западным морям! Когда наши увидят, что мы везем, нас будет сопровождать целая сотня кораблей с головами дракона. Мы разграбим Нагдрагор, как Генсерик разграбил Рим, и проложим себе путь домой нашими топорами!