Разумеется, Сеня воспрянул духом.
В конце концов, кончилось это так, как кончается в большинстве случаев. Он укрепился во мнении, он поверил во все это, и прежде, чем он уехал из России, он участвовал в выставке неоконформистов, и выставка была в высшей степени удачной, — я имею в виду появление Сени М. там, на выставке, — и его заметили и отметили, и его имя получило огласку на Западе, и он выехал, и вывез все свои работы, и предстал, действительно, перед западным зрителем во всеоружии своих работ…
Я думаю, что если когда-нибудь и кто-нибудь напишет, что есть такой мастер Сеня М., — а может, он станет великим мастером, кто знает? — пусть тогда кто-нибудь из нас или он сам, Сеня М., вспомнит роль Иды Нудель во всем этом деле…»
«…И вот подошел срок выхода на свободу, и Ида прислала ко мне одного человека, чтобы ничего не случилось в последние дни. Если бы в эти дни они возвратили меня назад, в лагерь, пришлось бы еще сидеть восемь месяцев…
Ида прислала ко мне одного человека, и он все дни ходил за мной, буквально по пятам, и не отпускал меня ни на минуту. Мы все время были вместe. Неделю где-то…
Когда я освободился, мы с ним сели в самолет и улетели в Москву, к Иде. Она меня встретила, была очень рада, что я на свободе. Мы с ней выпили немножко, потом она приготовила чай. Меня очень поразило, что она готовит чай зековским способом. Берет чашку, кладет туда заварку, заливает кипятком, накрывает сверху блюдцем и ждет, пока чай заварится. Я был так восхищен, так поражен, что она все это знает! Потому что в лагере только так готовят чай. Зеки очень любят чай. Одно из высших удовольствий в лагере… Я говорю:
— Откуда вы это знаете?
Она говорит:
— О! Здесь побывало уже столько «уголовничков», что нельзя и пересчитать…
Потом мы пошли к синагоге.
Возле синагоги она познакомила меня очень со многими людьми. Их было так много, что я никого не запомнил…
Потом я жил у нее немного. Она спала в комнате, я спал на кухне. Всегда я чувствовал себя у нее, как дома. Мог делать все, что хочу.
Она часто говорила:
— Мне надо уйти. Ты можешь остаться и быть один.
Я оставался и был один…
Квартира у нее очень уютная. Диван. Пара кресел. Стул, стол, приемник. На кухне — холодильник. Все лежит на своих местах. Много книг.
Что еще?
Она говорит быстро. Ходит быстро. Убирает быстро. Все делает быстро.
Она очень вкусно готовит. Особенно цветную капусту. Это было так необыкновенно, это было так вкусно: не знаю, может, потому, что это готовила именно Ида. Раньше я ел цветную капусту, и она мне страшно не нравилась. У Иды мне все нравилось…
Что еще?
Ида всегда говорит страстно, напористо. Она требует, доказывает. Не допускает никаких компромиссов. Для нее эти годы — это борьба. Не простая борьба, а целенаправленная, борьба продуманная, в которой не должно быть ошибок.
Ситуация очень сложная. За тобой постоянно следят. Даже в собственной квартире ты не можешь говорить то, что хочешь…
Когда мы говорили с ней о чем-то серьезном, мы всегда выходили на улицу.
Один раз мы говорили-говорили-говорили, и так опротивела вся эта ситуация, когда надо остерегаться в своей комнате, что когда мы вышли с ней на улицу и заговорили спокойно, то почувствовали, вдруг, свободу, осязаемую свободу, и дышали свободой, потому что можно было говорить, не остерегаясь. И ходили мы взад-вперед по садику, и говорили-говорили…
Интересный случай с микрофоном.
Я спросил Иду:
— Давайте найдем микрофон. Который стоит у вас в комнате.
— О, — она говорит, — если ты найдешь микрофон, меня сразу выпустят.
Я начал искать этот микрофон. Искал, искал…
Пришли знакомые и отговорили. Сказали: «не надо, не дразните их…»
Интересно, как я учил Иду кататься на велосипеде,
У нее стоял велосипед, и там были дырявые шины. Я починил этот велосипед, и мы поехали с Идой кататься. Она садилась и ехала, а я шел сзади и подталкивал. Там были очень неудобные педали. Из-за этих педалей Ида не могла спрыгнуть, когда велосипед падал, и падала вместе с ним.
Мы катались-катались-катались по этому парку…
В конце концов Ида говорит:
— Слушай, катайся сам. Мне надоело падать…
Потом мы сидели возле озера, и она мне рассказывала про свою жизнь. О том, как ее избили в КГБ. Били ребрами ладоней. О том, как они обвиняли ее в пьянстве, в тунеядстве, в проституции. О том, как она приходила к этому озеру, когда ей было трудно…