Снежана внимательно обследовала длинный и узкий коридор, однако все остальные двери были закрыты тоже на ключ. Тогда она на цыпочках подошла к спящей дежурной сестре. Прямо на столе лежал её мобильный телефон. Снежана взяла его и быстрым шагом отправилась в туалетную комнату, которую она разглядела в другом конце коридора. Там, спрятавшись в кабинке, она набрала по памяти телефон Рогозина. Он ответил сразу же, как будто бы специально ожидал её звонка.
— Это я, Константин Михайлович, извините что поздно… — громким шепотом сказала Снежана, закрывая рот ладонью.
— Снежана? Бог ты мой! Очнулась? С тобой все в порядке?
— Все-все… Константин Михайлович, я больше не могу говорить. Вы знаете, в какой я больнице? Да? Тогда приезжайте немедленно! Ганин в опасности! Медлить нельзя!..
Через полчаса Снежана уже утопала на заднем кресле здорового «ландкруизера», по-прежнему в больничной пижаме, видя в переднем зеркале опухшее от недосыпа лицо Рогозина, от этого ставшего ещё больше похожего на жабу. Больше смотреть было не на что. Дождь упругими струями хлестал в окна, видимость была нулевая, дворники на лобовом стекле не справлялись. Мощные фары внедорожника выхватывали лишь отдельные фрагменты дороги, каких-то деревьев и фонарных столбов. За стеной дождя разобрать больше ничего было невозможно.
В голове Снежаны как в немом кино проносились кадры её чудесного спасения из больницы, которое произошло настолько быстро, что она до сих пор не могла в это поверить. Ночной звонок дежурной, звон ключей замка, мешковатый человек в черном плаще и под черным зонтиком, несколько слов шепотом и красные «корочки» перед помятым лицом медсестры — и всё. И вот уже Снежана, в пижаме и больничных тапочках, прячась от холодный струй ночного ливня, бежит к припаркованной на автостоянке машине Рогозина…
— Что с тобой произошло, Снежа!? — наконец, прервал затянувшееся молчание Рогозин. — Меня чуть инфаркт не хватил, когда я тебя увидел в больничной палате как мертвую, а твой сумасшедший…
— Не называй его так! Не смей! — резко крикнула каким-то надтреснутым, каркающим голосом Снежана.
— Ну, ладно, ладно… — торопливо заговорил Рогозин, то и дело посматривая то на дорогу, то на дисплей навигатора — без него в такую бурю можно запросто потеряться в этой глуши — больница располагалась далеко за городом. — Так что же всё-таки произошло?
— Слушай, Рогозин, не до допросов мне сейчас, понимаешь?! — опять истерически закричала Снежана. — Щас выпрыгну на улицу и все тут! — Снежана тотчас же открыла дверцу машины и Рогозин резко ударил по тормозам.
— Ты что, дура, совсем рехнулась!? — заорал он. — На полном ходу прыгать! У тебя что — мозги совсем с катушек послетали!?
— Заткнись, Рогозин! Лучше смотри за дорогой и крути баранку. Не до тебя мне… — уже спокойнее сказала Снежана.
Рогозин тоже как то сразу сник и дал газу. Снежана захлопнула дверь и целиком сосредоточилась на своих мрачных мыслях.
Только сейчас она всерьез задумалась, а зачем, собственно, она едет в особняк? Как она может спасти Ганина от зловещего портрета, чью убийственную мощь узнала на себе? Да и вообще — что это за тварь на портрете, что это за кот такой в человеческий рост и в костюме, что это за ворона, которая нападает на людей? Ответить на все эти вопросы она не могла. Но женское чутье, женский инстинкт повелевал ей несмотря ни на что ехать туда — она должна была во что бы то ни стало узнать, что происходит с Ганиным, чей телефон упорно был недоступен для звонка, она хотела быть с ним рядом в минуту опасности, она просто хотела быть с ним… И все…
Вдруг цепочка её мыслей внезапно прервалась. Рогозин опять резко ударил по тормозам и выругался матом.