— Б…! Какого х… вас тут несет в два часа ночи!
— Кто там?! — встревоженно вскрикнула Снежана.
— Да мужик какой-то! Чуть не сбил его на хрен! — в сердцах рявкнул Рогозин.
А между тем в дверное стекло машины тихонько постучали.
— Добрые люди, куда путь держим? — вежливо спросил незнакомец. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий, но какой-то приятный, немного музыкальный, теплый…
— Туда, куда тебе не надо! — огрызнулся Рогозин, собираясь уже дать газу, но Снежана властно положила свою ладонь на его плечо, и он не осмелился исполнить свое намерение.
— А откуда, мил-человек, ты знаешь — КУДА мне надо и КУДА не надо? — не растерялся неизвестный. — А, может, мне с вами как раз по пути?
— Возьмем его, Константин Михалыч, — непререкаемым тоном сказала Снежана. — Старик под дождем, добросим до города. Не звери же мы, в конце концов…
Рогозин мрачно кивнул.
Снежана открыла дверцу, и к ней подсел незнакомый мужчина с седой, аккуратно постриженной, бородой, в мокром полиэтиленовом плаще-дождевике, резиновых сапогах и с черным кожаным чемоданчиком в руках.
— Ой, спасибо, доченька, спаси тебя, Господи!
— Какого хрена ты ночью по лесу шатаешься, старый!? — буркнул Рогозин, лихорадочно выруливая на трассу с обочины, куда он съехал, чтобы не сбить пешехода. — Из-за тебя чуть в дерево не врезался, б…! — Слушай, Рогозин! — опять встряла Снежана. — Заткнись и крути свою баранку! Ещё раз наедешь на деда, я за себя не отвечаю, понял?! Ты заварил всю эту кашу, так и молчи в тряпочку!
— Тише, тише, деточка, тише! Добрый человек просто не выспался, переволновался, да и я, старый, виноват, фары-то меня ослепили — вот я случайно и вышел на трассу, — примирительно и совершенно беззлобно сказал пожилой человек. — А что я в лесу ночью делал? Дак, к умирающей ездил одной, причастить надо было, задержался, а автобусы-то почти не ходят, машины у меня нету, вот и пошел пешочком. Ну, ничего-ничего, апостол Павел вон от Иерусалима аж до самого до Коринфа на своих ножках протопал, вот я и подумал, что уж до Глубокого-то как-нибудь доберусь… — махнул рукой старичок.
Рогозин только присвистнул, но ничего не сказал. До Глубокого отсюда было километров 15 — если не больше — да по ливню, который хлестал прямо как из ведра.
Но лицо Снежаны по ходу рассказа вдруг стало постепенно меняться. Она покраснела, смутилась, притихла…
— Ой, вы — священник, значит… Простите меня… Грубая я, как баба деревенская… Если б знала…
— Грубая, но добрая, — мягко поправил священник. — Вон, с ливня, с ночной дороги меня подобрала. Не каждый так поступит. Боятся ночных попутчиков-то… А про какую-такую «кашу» вы говорили? — резко меняя тему разговора, спросил священник. — И почему, детка, ты так странно одета? С больницы штоль? — дедушка внимательно посмотрел на Снежану, и та смутилась ещё больше — взгляд его больших, на выкате, карих глаз был пронзительным, в них читался глубокий ум и огромный опыт. На мгновение ей даже показалось, что эти глаза не имели возраста и от них ничего не возможно было утаить, совершенно ничего, даже тайных мыслей и желаний…
— Да, с больницы… — тихо проговорила Снежана и тут же зарыдала, уронив головку прямо на грудь деду-попутчику. Тот ничуть не смутился, а, наоборот, обнял её за плечи и стал ласково гладить мокрые золотистые волосы Снежаны, прямо как добрый дедушка, желая успокоить любимую внучку.
— Тише, тише, детка, тише, все будет хорошо… Расскажи мне всё — вот увидишь, сразу легче тебе будет, легче будет…
И Снежана, громко сморкаясь в услужливо оказавшийся в руках дедушки платок, сбивчиво рассказала все, что с ней приключилось за последние дни, начиная со встречи с Ганиным в городском музее. Дед-священник слушал внимательно, сморщив лоб, и постоянно кивал головой, как бы с чем-то соглашаясь и что-то при этом бормоча себе под нос. Когда же рассказ был окончен, он некоторое время молчал.
— Да уж… Распоясались совсем… Распоясались… — и грустно покачал головой, как добрый дедушка, ставший свидетелем жалоб о проказах соседских детей.
— Кто? — недоуменно подняла брови Снежана.
— Ах, нет, ничего… — как бы очнувшись от глубоких раздумий, сказал священник. — История твоя очень интересная, доченька. И особенно интересно в ней то, что крестик-то твой, матушкой одетый, жизнь тебе и спас! Даже эта черная животина не смогла его сорвать с тебя-то, боится…
Снежана удивленно взглянула на священника и только сейчас обратила внимание на этот факт. «А ведь и правда…». , — с этой мыслью она быстро запустила руку за пижаму и нащупала там, на груди, теплый и казавшийся от этого как будто бы живым металлический предмет.