— Ну и… что нам тогда прикажете делать? — упавшим голосом спросил Рогозин.
— А я знаю… — тихо сказала Снежана, смотря невидящим взглядом себе под ноги. — Надо Лешу найти! Отогреть его сердце любовью, вытащить змею оттуда и пусть он сам сожжет свой проклятый портрет! — и тут же резко повернулась к Рогозину. — Слышишь, Рогозин? А, ну, гони к поместью на всей скорости, живо!!!!!!
Рогозин ударил по газу, а Снежана повернулась, чтобы спросить у старичка, откуда он все это узнал, но — сиденье рядом с ней было пустое…
Подъехали к поместью через полчаса. Мощные фары внедорожника осветили семиметровые железные ворота и табличку — «Въезд только по специальным пропускам». Залаяли сторожевые собаки. К машине подошел охранник в «хаки», накрытый брезентовым плащом с капюшоном.
— Кто такие? — сухо, зевая спросонья, спросил он.
— Это я, Снежана Бельская, не узнаете? Позавчера была. Подруга Ганина, художника.
Охранник достал фонарь и внимательно осветил фигуру Снежаны. Увидев, что она в больничной пижаме, хмыкнул, но кивнул головой, узнавая…
— А эт кто?
— А это мой водитель. Можно ему тоже?
— Не… — отрицательно покачал головой охранник. — У меня инструкция хозяина. На вас господин Ганин пропуск выписал, верно, а вот на вас… Не, не могу. И машина эта не зарегистрирована у нас.
Рогозин скорчил недовольную физиономию, но Снежана ему подмигнула и шепнула что-то на ухо. Рогозин порылся в сумке и вытащил портативную мини-видеокамеру и электрический фонарик. Снежана спрятала их в карманы пижамы.
— Хорошо. Я пойду одна.
— Подождите, девушка, я вам хоть одежды принесу…
Через десять минут Снежана уже топала рядом с охранником по территории поместья, которая вся превратилась в сплошную лужу, в резиновых сапогах и в плаще-дождевике с капюшоном. Лебеди и утки куда-то попрятались, на дорожках текли целые реки мутной воды с водоворотами, пруды напоминали кипящий бульон на плите от множества падающих на них дождевых капель. Видно почти ничего не было. Благо, на всей территории горели яркие фонари, которые посреди сплошного дождевого марева играли роль маяков в бурном море, и это не давало путникам сбиться с пути.
— Ну и погодка! Аж жуть! Сколько живу, что-то не припомню таких дождей… — мрачно сказал охранник, зевая в кулак. — Да что погодка! Эт мелочи. Тут чудеса покруче происходят…
Снежана тут же насторожилась и, казалось, вся превратилась в слух, нажимая незаметно кнопку записи звука на камере.
— А что такого произошло? — деланно безразлично спросила она, а у самой сердце бешено забилось и внутри все похолодело.
Охранник помолчал, видимо, не решаясь говорить, а потом всё-таки не выдержал — желание поделиться с кем-то небывальщиной оказалось сильнее.
— Да понимаете, у нас тут вся охрана на ушах. Думать уж не знаем, что… Сначала шеф с семьёй пропали. Думали вначале, уехал куда-нибудь. Не-е, все обзвонили, все обыскали — и по спутниковому, и по скайпу, и по мобиле… Нет и все тут, и никто ничего сказать не может. Ни в аэропортах, ни в моргах, ни в больницах, ни в консульствах, ни в участках — нигде и ничего. Потом с вами беда приключилась. А на следующий день и художник этот, Ганин, которого поселили недавно — ваш друг —, тоже пропал…
— Ахххххх… — вскрикнула Снежана и едва не упала, прислонившись к фонарю.
— Что с вами? — испуганно прошептал охранник.
— Нннннет…. Нич… чего… Продолжайте…
— Так вот. Пропал этот художник, Ганин. Ни слуху, ни духу… Как будто черти его взяли и все тут! Потом пропал этот тип, Тимофеев, кажется…
— Как?! И он — тоже!?
— Угу. Он вообще появился из ниоткуда, мы его раньше не видели. Представился, что от хозяина, показал договор за его подписью и все такое прочее. Ну, мы его и пускали сюда. Он занимался всеми делами Ганина и хозяина. Ну, вот, и он пропал тоже. Вместе с ним пропал и новый дворецкий… Блин, фамилия вылетела из головы! Но и это ещё не все! — тут голос охранника понизился до шепота.