Мягко хлопнула дверца рогозинского внедорожника и Снежана опять утонула в подушках его мягкого заднего сиденья, блаженно закрыв глаза. Через ДЕВЯТЬ минут она была уже дома.
ДЕСЯТЬ…
Ганин вздохнул облегченно, когда карета, запряженная шестеркой огненно-рыжих, как языки пламени, коней, докатила, наконец, до усадьбы. На празднества, несмотря на приглашение Солнцеокого, он не остался. Это было тем более удивительно, что, окажись на его месте кто-нибудь другой, он бы, наверное, не упустил возможности пообщаться с призрачными обитателями Розового Замка, чтобы узнать от них что-то сокрытое для обычного смертного из жизни потустороннего мира, проникнуть в какую-нибудь тайну, а потом описать её в занимательной и интересной книге. Возможно, ещё несколько дней назад, до визита Паши Расторгуева, Ганин бы и сам оказался в числе таких любопытных. Но сейчас ему было явно не по себе — ему было тяжело на душе и веселиться на этом празднике совершенно не хотелось. Ему по самое горло надоели все эти существа — «бессмертные», боги или демоны — всё равно. Он знал одно — он хотел свободы и безопасности для себя и своей возлюбленной Снежаны — и больше ничего, а для этого надо выполнить заказ хозяина «музыки». Все просто и понятно. И чем скорее он приступит к его выполнению, тем лучше… Да, была ещё одна причина. Он не хотелось пересекаться в одном пространстве с Лилит и её ужасным псом-телохранителем. Никогда.
А потому, как только солнцеокий Властелин, назвавшийся Люцифером, показал на место одесную себя за роскошным пурпурным столом и Ганин увидел, что по левую его руку уже садится Лилит, в чьи глаза он изо всех сил старался не смотреть, он твердо сказал: «Я не могу оставаться здесь более, Ваше Совершенство (Ганин уже заметил, что так обращались к Властелину другие). Мне надо подготовить все необходимое для написания вашего портрета — разработать интерьер, сделать кое-какие наброски по памяти, продумать сюжет…». . Солнцеокий удивленно поднял брови и сказал: «Жаль… Но это делает тебе честь, Художник. Я сам трудоголик и понимаю тех, кто работает день и ночь и ответственно подходит к делу… Что ж, в таком случае, ты свободен. Ступай!». Он властно поднял руку и щелкнул пальцами, причем из пальцев его так и посыпались искры и запахло серой, как от зажженной спички. Перед Солнцеоким тут же появились девушка и юноша. Девушка была огненно-рыжей, с зелеными кошачьими глазами и песочно-желтой кожей в платье из зеленого шелка и с ожерельем из изумрудов на груди. Юноша тоже был огненно-рыжим и тоже с зелеными кошачьими глазами, в зеленом бархатном костюме и с длинной шпагой на перевязи.
— Это твоя прислуга, Художник. Заодно и охрана, на всякий случай, — сказал Солнцеокий, выразительно посмотрев в сторону Лилит, в свою очередь, потупившую взор. — Юношу звать Сетом, а девушку — Сехмет, хотя, как ты понимаешь, у них тысячи и тысячи имен, как и у всех бессмертных… — Сет и Сехмет, не проронив ни звука, молча поклонились Ганину.
— Когда я могу ждать вас для позирования?
— В полночь. Я явлюсь тебе в полночь… — Властелин подал свою светящуюся как расплавленный металл руку для поцелуя, и Ганин, припав к ней губами, опять не ощутил ни жара, ни огня, но только прохладный сжатый воздух.
Карета неслась во весь опор через густой непроглядный туман. Рыжий юноша сидел на козлах и почему-то все время подгонял лошадей, встревоженно глядя по сторонам и назад, словно опасался каких-то преследователей. Рыжая девушка сидела в карете напротив Ганина и не сводила с него глаз, словно боясь, что стоит только ей посмотреть в другую сторону, как её подопечный тут же растворится прямо в воздухе. Она буквально пожирала его глазами и… молчала. Ганин тоже смотрел на неё и тоже молчал. Времени было достаточно, а потому ему удалось заметить много новых деталей во внешности его таинственной спутницы. К изумрудному ожерелью девушки был прикреплен золотой кулончик, который располагался как раз между двух грудей, с изображением львицы, находящейся в позе охотницы, у которой вместо глаз были изумруды. Пальцы у рыжеволосой были унизаны золотыми перстнями, а запястья — золотыми браслетами. Несмотря на весьма привлекательную женственную внешность спутницы, Ганину все время казалось, что на него смотрит не очаровательная девушка, а сторожевая собака, и он для неё только объект охраны. Правда, при этом она была нисколько не напряжена, а, наоборот, чуть расслаблена, глаза её были полузакрыты, как у сытой кошки, но Ганин почему-то знал, что если возникнет хоть малейшая опасность, и Сехмет в одно мгновение кинется, стремительно как львица, на добычу, и мгновенно растерзает её. Стоило Ганину только подумать об этом, как девушка широко улыбнулась, обнажив белоснежные зубы с сильно выдающимися клыками, и ему от этой улыбки стало как-то не по себе…