Он вышел из кареты. Огненно-рыжий юноша уже спрыгнул с козел и распрягал своих чудесных огненно-рыжих коней, чьи гривы напоминали языки пламени, взметающиеся над костром, из их копыт сыпались искры, а из ноздрей и ртов валил едкий и горячий серный дым.
- Эти кони могут сжигать своим дыханием врага, если потребуется, - оскалив зубы в жестокой усмешке, сказал Сет. Его зеленые, как у кошки, глаза блеснули - хищно, кровожадно. - Я любил с моими воинами врубаться на них в самую гущу вражеских полчищ и смотреть, как они сжигают их заживо. Жаль, Нахаш так и не захотел драться! Я бы ему показал, что значит иметь дело с Сетом - Повелителем Пустынь! - с этими словами он грозно взглянул в сторону ворот и из его уст раздался громкий львиный рык. За воротами действительно маячила какая-то здоровая тень и что-то шумно обнюхивала.
Ганину стало неприятно стоять рядом с ним. Он кратко поблагодарил Сета и отправился в дом. Естественно, что Сехмет не оставляла его одного ни на минуту, повсюду следуя за ним как тень.
'Ну, вот, - мрачно подумал Ганин. - Одну хозяйку я променял на другую... Видимо, Тимофей-Котофей был прав - в этом мире мы всегда чьи-то рабы...'.
В доме было все по-прежнему.
Ганин первым делом отправился принять ванную. Когда он дошел до большого круглого бассейна-джакузи, то резко повернулся к Сехмет и раздраженно сказал:
- Ты и в ванную со мной пойдешь?
Та опять посмотрела на него удивленно.
- А что тут такого? Я умащу твое тело благовониями и сделаю тебе массаж, какой делают только фараонам...
- Нет уж, спасибо, вы ошиблись адресом! Я - не фараон и мы не в Египте и, вообще, я привык мыться один.
С этими словами он прямо перед носом Сехмет захлопнул дверь и нырнул в горячую воду. Он был уверен, что дверь не преграда для такого существа, но... она действительно не входила.
Основательно помывшись, Ганин одел халат и с удовольствием увидел в ростовых зеркалах 'предбанника', что вся эта призрачная 'аполлоновская' внешность слезла с него, как с актера - грим. Он снова был тем, кем был всегда - коренастым, немного неуклюжим 'очкариком'. И впервые за долгое время он удовлетворенно улыбнулся...
Сет уже принес ему сменную одежду и услужливо спросил, что ещё угодно господину?
- Помоги мне перенести все принадлежности для рисования из Зеркальной Залы в Библиотеку. Там мне будет комфортнее писать.
Сет молча поклонился и тут же исчез. Послышался шум передвигаемой мебели... Но стоило Ганину с идущей рядом как тень Сехмет дойти до Библиотеки, как он увидел, что там уже все готово!
Дубовый стол был придвинут к противоположной стене, а на его месте уже стоял большой ростовой мольберт с холстом, рядом - столик с красками, кистями, угольными мелками, мягким креслом, а у противоположной мольберту стены уже поставлено другое мягкое кресло.
- Отлично! Быстро работаешь! - довольно воскликнул Ганин. - Теперь надо подготовить интерьер...
Когда, наконец, все было готово - и интерьер, и декорации, которые буквально из воздуха возникли по одному движению рук Сета -, а также сделаны предварительные наброски по памяти - различные варианты будущей композиции, Ганин решил, что перед визитом 'модели' неплохо было бы отдохнуть.
Стоило только ему об этом подумать, как он тут же оказался в спальне, но в другой, не с портретом. Сет остался у дверей, а Сехмет вошла внутрь. Роскошная кровать была уже расстелена. Золотистые шелковые простыни, подушки, одеяло. Пахло ароматными благовониями, везде были развешены причудливые тропические цветы, которым нет названия, и пальмы в кадках. Убаюкивающе пели флейты и какие-то незнакомые струнные инструменты.
- Ложись на живот, господин, - лаконично сказала Сехмет. - Не думай ни о чем.
Ганин покорно лег и почувствовал, как мягкие руки Сехмет стали массировать кожу на его спине, шее и пояснице. Он почувствовал приторный аромат розового масла. Теплая волна наслаждения захлестнула мозг. Разум погрузился в розовые сумерки. Но даже в этих сумерках Ганин чувствовал, что за дверью постоянно кто-то ходит, прямо как лев в клетке, и ему даже показалось, что он услышал львиный рык и клацание когтей о паркет.
- Тише, тише, тиш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-е... - послышался убаюкивающий мурлыкающий грудной голос Сехмет. - Не думай ни о чем... Ни о чем... Не думай... Не думай... Не думай...
Сладостная истома парализовала его сознание окончательно, и Ганин полностью погрузился в розовое безмолвие...
Палящее солнце, невыносимо жгучее, какое бывает только в Африке. Выжженная жесткая желтоватая трава просторной саванны. Зной такой, что нет никакой возможности встать, нестерпимо хочется спать, нестерпимо хочется пить, нестерпимо хочется принять прохладный душ... Ганин открыл глаза и понял, что никаких сил у него подняться нет, просто никаких сил... Но он всё же напрягся и сделал усилие встать. Однако на него сразу же навалилась какая-то тяжелая туша - мягкая, теплая, приятная наощупь, и он, не выдержав, тут же оставил всякие попытки к сопротивлению, а потом что-то теплое, шершавое как щеточка и шелковистое и влажное наощупь, прикоснулось к его коже - раз, другой, третий - к лицу, к шее, к груди, животу...
Ганина передернуло от щекотки, он снова попытался было встать, но тяжелая и в то же время мягкая лапа властно придавила его к самой земле, щекотка сменилась истомой, истома - удовольствием, а удовольствие - наслаждением... Лапа перестала удерживать Ганина на земле, ему самому уже не хотелось вставать. Наслаждение нарастало волнообразно, и с каждым разом гребень волны становился все выше и выше. Сердце билось все сильнее и сильнее, дыхание перехватывало и вот уже в некоторые мгновения он, казалось, не мог дышать вовсе, пот выступил по всему телу, мускулы парализовало от истомы, мозг высох и не в силах был породить ни одной мысли, кроме - 'ещё мгновение - и я умру'. Но в тот момент, когда голова готова была уже разорваться от наслаждения, он - проснулся.
...Ганин мгновенно вскочил с постели, но, бросив взгляд на себя, покраснел и снова спрятался под одеяло - он был полностью наг, а часть простыни была влажной.
- Вставай, господин, уже без четверти полночь. Скоро прибудет Его Совершенство, - раздался лаконичный голос Сета. - Пять минут на душ. Одежда у тебя будет новая.
Ганин молча кивнул и, обмотав тело тонким шелковым одеялом, пошел в душевую. Когда он вышел оттуда, одежда, лежавшая на кровати, действительно была новой.
Это было то самое платье, в которое одевались художники времен Рембрандта. Белоснежная льняная рубашка-сорочка, бархатный темный колет с короткими рукавами и с блестящими пуговицами, короткие панталоны до колен, тоже бархатные темные, белые гольфы, ботинки из мягкой кожи с серебряными пряжками, нашейный шелковый шарф и, самое главное, берет с белым пером. Ганин всегда мечтал о таком наряде, хотя и понимал, что это все детские игры. Можно подумать, художником могут сделать тряпки, пусть и старинные! Но все же представить себя настоящим художником Золотого Века Портрета и Живописи...
Ганин не устоял перед соблазном и тут же бросился одевать костюм. И вот уже через пять минут он был полностью готов и красовался у зеркала. Жаль, очки изрядно портили вид, но все же вышло ничего... Настоящий художник!
- Замечательно, господин! - похлопал в ладоши Сет, впрочем, совершенно бесстрастно. - Как вы себя чувствуете в нем?
- Как будто влез во вторую кожу! - воскликнул Ганин. - Он на мне как влитой сидит - легкий, воздушный, мягкий, удобный - даже снимать не хочется!
- Не беспокойся, господин, тебе больше незачем его снимать... - раздался мурлыкающий женский голос - к Сету присоединилась его сестра, уже полностью одетая, и довольно сверкнула своими зелеными кошачьими глазами.
- Это... это... почему же? - голос Ганина упал и он растерянно оглянулся.
- Ты теперь придворный художник Его Совершенства. Твой статус в Иерархии нашего Сообщества закреплен.