Сапёр услышал, как Апсалар испустила тихий, долгий вздох. Он чуть откинулся в седле.
Группа разделилась, чтобы обойти Скрипача, Крокуса и Апсалар. Сапёр небрежно склонился в сторону ближайшего мужчины и вонзил острие своего длинного ножа ему в основание черепа. Гральский мерин крутнулся под Скрипачом и лягнул обеими задними ногами так, что проломил копытами грудь другого человека и отбросил тело далеко в сторону.
Скрипач натянул поводья, а затем ударил пятками в бока коню. Тот метнулся вперёд и подмял не в меру щедрого главаря. Из-под тяжёлых копыт мерина послышался треск костей и тошнотворный звук раскалывающегося черепа. Скрипач повернулся в седле, чтобы найти оставшихся троих.
Двое мужчин корчились от невыносимой боли рядом с Апсалар, которая спокойно сидела в седле, сжимая в затянутых в перчатки руках по широкому ножу-кефре.
Крокус спешился и теперь присел рядом с последним телом, чтобы выдернуть метательный нож из окровавленного горла жертвы.
Все трое обернулись, услышав треск глиняных черепков, и увидели, что девочка выбралась из-под повозки, поднялась на ноги, а затем стрелой метнулась в тень переулка и скрылась из виду.
Затем из-под арки северных ворот послышался топот копыт.
— Скачите вперёд! — рявкнул Скрипач.
Крокус запрыгнул на спину своему коню. Апсалар убрала клинки в ножны и коротко кивнула сапёру, собирая поводья.
— Через город — к южным воротам!
Скрипач проводил взглядом уходящих галопом лошадей, затем соскользнул со спины мерина и подошёл к тем двоим, которых ранила Апсалар.
— Ага, — выдохнул он, когда подошёл ближе и увидел, что обоим девушка вспорола пах, — вот эту девчонку я знаю.
В город въехал отряд всадников. Все они повязали наискосок через грудь охряные кушаки поверх кольчуг. Командир уже было открыл рот, чтобы заговорить, но Скрипач успел первым:
— Неужто всякой дочери грозит опасность в этом семи-проклятом городе?! Она вовсе не мезланка была, клянусь предками! Такой у вас Апокалипсис? Тогда я помолюсь, чтоб ямы со змеями ждали вас всех в Семи Преисподних!
Командир нахмурился.
— Грал, ты утверждаешь, что эти люди были насильниками?
— Мезланские потаскухи получают, что заслужили, но эта девочка была никакая не мезланка.
— И ты убил их. Всех шестерых.
— Да!
— А кто были другие два всадника с тобой?
— Паломники, которых я поклялся защищать.
— И вот они поехали в сердце города… а ты остался тут.
Скрипач нахмурился.
Командир поглядел на жертв.
— Двое ещё живы.
— Да будут они прокляты ещё сотней тысяч вздохов, прежде чем Худ их заграбастает.
Командир опёрся на луку седла и немного помолчал.
— Догоняй своих паломников, грал. Им нужна твоя защита.
С ворчанием Скрипач снова сел в седло.
— Кто теперь правит в Г’данисбане?
— Никто. Армия Апокалипсиса удерживает только два квартала. Остальные возьмём к утру.
Скрипач развернул коня, ударил пятками в бока и пустил лёгким галопом. Отряд за ним не последовал. Сапёр выругался себе под нос — командир был прав, нельзя было посылать Крокуса и Апсалар в город одних. Повезло ещё, что это выглядело типично по-гральски — не мог же «настоящий грал» упустить возможность похвастаться перед краснопоясными всадниками, разразиться проклятиями и лишний раз продемонстрировать неприступную гордыню кочевника — но это же выглядело наплевательски по отношению к клятве защищать паломников. В глазах командира Скрипач заметил лёгкое презрение. В общем, он повёл себя немного слишком по-гральски. Если бы не пугающие дарования Апсалар, эти двое сейчас были бы в серьёзной опасности.
Сапёр поскакал в город и с некоторым запозданием заметил, что мерин слушается каждого его движения. Конь, конечно, знал, что Скрипач не грал, но, судя по всему, решил, будто ведёт он себя вполне подобающе, так что можно и проявить немного уважения. И это, подумал Скрипач, единственная сегодняшняя победа.
На центральной площади Г’данисбана разразилась бойня. Скрипач догнал своих спутников, когда они ещё только пустили лошадей шагом, оглядывая чудовищную картину. На стук копыт оба обернулись, и Скрипач смог только кивнуть, увидев облегчение на лицах, когда они его узнали.
На краю площади замешкался даже гральский мерин. Тел на каменной мостовой было несколько сотен. В основном старики, старухи да дети. Всех зверски порубили на куски или, в некоторых случаях, сожгли заживо. Вонь разогретой на солнце крови, жёлчи и палёной плоти густым облаком окутывала площадь.