— Как называешь ты прием, который использовала в последнем бою? — Его пальцы были подобны бархату, а голос тянулся, как мед, но я хорошо знала, во что умеют превращаться этот бархат и этот мед. — Я спрашиваю, как называется твое новое оружие и где обитают те, кто учит обращению с ним?
Он спрашивал о гибком поясном мече длиной в пять локтей. Меч выковали и заточили в Керале, в школе мастера Раджаша. За право учиться у него лично я заплатила шестнадцать мер золотом, этого хватило бы на покупку стада быков. Но в быках я не нуждалась, зато искусству владеть «языком кобры» меня никто больше не мог научить. Саади дважды переспросил, как называется меч на языке народа раджпура, я дважды ответила, и вместе мы посмеялись, поскольку уроженец Горного Хибра чуть не сломал язык.
«Язык кобры» неудобен в ближнем бою, его трудно развернуть без риска нанести рану самому себе. Еще сложнее, не имея навыка, свернуть его вокруг пояса и закрепить так, чтобы «язык» послушно развернулся в нужный момент. Им нельзя быстро и тихо убить врага. Им нельзя нанести вред рыцарю, закованному в латы. Им нельзя разделать тушу оленя.
Зато владеющий «языком кобры» может легко разогнать свору бесноватых или неловких лесных разбойников. Чтобы постигнуть все приемы, требуются годы, но столько времени в благословенном краю озер, жаркой Керале, я не могла провести. Прощаясь, мастер Раджаш со смехом посетовал, что я так и не одолела главную свою ошибку. Он сказал, что, вместо того чтобы аккуратно срезать брови четверым ворам, напавшим в лесу, я сразу отрезаю им головы. Мастер Раджаш любил посмеяться и ценил добрую забаву…
Поэтому, когда пятеро с ножами окружили меня в тюремном дворе, я вспомнила шутки мастера Раджаша. Я вернула кинжалы в гнезда и потянула шнур от мягких поясных ножен.
— Что вам от меня нужно?
Атаманша тюремной банды озадачилась моей приветливой улыбкой.
— Пошли, спинку мне потрешь…
Дальше я не разобрала, они гнусно засмеялись.
— Кой-Кой, что она сказала? — Рукоять «языка», подрагивая, легла в ладонь.
— Цыганочка, да? — шептались женщины. — Точно ведь, на цыганку похожа, у меня подруга была, один к одному, только толще в два раза.
— Сложно передать, высокая домина, — нахмурился перевертыш. — Но мне кажется, она предложила тебе какую-то низость… Кажется, она предложила тебе спать с ней.
— Воистину удивительный народ, — не сдержалась нюхач. — Женщина-гроза, за последние сутки тебя уже пятый или шестой раз приглашают в постель, и не только мужчины.
— Кой-Кой, скажи ей, что я не сплю с женщинами. Еще скажи им, чтобы они, все пятеро, и те двое, что прячут ножи за спинами, кинули свое оружие на землю. Скажи, что тогда никто не пострадает.
Перевертыш перевел, тщательно подбирая слова. Ответом ему был дружный хохот. Наверное, только я и нюхач сквозь хохот слышали, как стучат кованые сапоги солдат. Нас окружали.
— Домина, позволь, я выстрелю один раз в воздух, и они разбегутся…
— Нет, не доставай оружие! Тогда они будут уважать порох, а не мою волю. Мне еще нужны эти женщины, чтобы выйти отсюда. Или ты забыл, что выйти нам не дадут?
…Они кинулись на меня, как гиены, снизу и со всех сторон сразу. Стальной хлыст распрямился со звуком, какой издает лопнувшая струна хура, и тут же согнулся змеей.
Я присела на левой пятке, для равновесия выдвинув вперед правую ногу. В обители Хрустального ручья этот прием называется «дракон, охраняющий нижний вход в пещеру», но в монастырях Шао его выполняют без оружия.
Стриженая атаманша целила мне ножом под левую грудь. Она промахнулась, а я сделала полный оборот на левой пятке. Правой ногой я подсекла долговязую сутулую девицу, что пыталась ударить меня в горло. Длинная девица столкнулась с атаманшей, обе свалились с руганью.
Еще одна женщина, мускулистая, рослая, с татуировкой на плече, шла на меня, как опытный боец, слегка пригнувшись, расставив ноги. Свой нож она ловко перебрасывала из левой руки в правую, но я легко разгадала ее нехитрый обман. За отворотом мужской клетчатой рубахи она прятала еще одно лезвие. Эта матрона мне понравилась, она словно не замечала прыжков мелюзги.
Я отвела правую руку назад, «язык кобры» послушно взвизгнул, царапнув о пол. Затем я дернула вверх, на себя, и снова вверх, не прекращая разворот.
Татуированная матрона еще летела мимо, а народ уже расступался с воплями и воем. «Язык» наискось распорол атаманше кожу на лице, от уха до подбородка, и вырвал левый глаз. С шелестом лезвие отрезало пальцы другой воровке, коренастой смуглой девке, которая уже тянулась к моему горлу. Та замерла, непонимающе разглядывая свою укоротившуюся ладонь.
— Держи ее!
— Бей ее, эта сучка Марианну порезала!
Я выпрыгнула вверх, пропустив сжавшийся «язык» под собой, не останавливая вращения. Когда ведешь бой в паре с «языком кобры», очень важно не замедлять вращения. Тогда стальной хлыст сам расчистит поле боя…
Та красотка в клетчатом, что орудовала двумя ножами, удивила меня вторично. Она успела лечь навзничь и пропустила пляшущее лезвие над собой, хотя заметить его почти невозможно.
Еще две мерзавки схватились за груди, гибкий меч раскроил им мужские рубахи вместе с кожей. Крови вылилось много, но я знала, что раны неопасные.
— Домина, сзади!
По моей спине едва заметно скользнул нож, гадина в клетчатой рубашке почти достала меня. Будь у нее в руке настоящий длинный кинжал или чуть больше опыта, мне пришлось бы худо.
— Что вы делаете?! Прекратите…
— Что там орут-то?
— Эй, кто-нибудь, уймите говнюх Маринкиных!
«Язык кобры» сжался пружиной, чтобы песчинкой позже содрать ей половину скальпа. Меня ловили наверху, кто-то замахнулся прутом, вырванным из лестничных перил, но я уже вернулась вниз, им под ноги. Падая, я безжалостно потянула «язык» жестоким приемом, мастера Кералы называют его «нить сквозь два игольных ушка». Для выполнения приема требуется локтей шесть свободы за спиной, но столько мне не дали, пришлось падать на спину. Я четырежды дернула меч из стороны в сторону, пока он не запел, скручиваясь убийственными волнами…
— Вот так цыганочка, во дает!
— Так им, сволочам, они курево отнимали и телефоны!
Вскрикнула Юля, часто дышал Кой-Кой, в сторонке продолжали лупить надзирательниц, кто-то истошно требовал лекаря. Надо мной мелькнули перекошенные, свирепые рожи. Мгновением спустя воровки ринулись в стороны, зажимая свои раны. Я вскочила на ноги, двор вокруг расчистился на десять локтей. Искалечив еще четверых, «язык кобры» вяло колыхался у меня в руках. Он только-только разогрелся и требовал новых забав. Сильное оружие всегда такое, оно с удовольствием подчиняет себе хозяина.
Атаманша каталась по бе-то-ну, оглашая воздух медвежьим ревом. Ее уцелевшие подружки забыли про меня, со всех сторон обступили любимую хозяйку. Но они толкались беспорядочно, не зная, как зашить рану. Кто-то визгливо звал врача, кто-то колотил ногами в запертые двери.
— Все, закончили. — В круг смело вступила невысокая, худощавая домина, с бесцветным хвостом волос.
Лицо ее тоже отличалось удивительной неприметностью, но по поведению моих недавних соперниц сразу стало ясно — появилась настоящая домина.
— Закончили и убрались в норы, — приказала бесцветная женщина и подмигнула мне. — Конопатая, живо лоханок своих собрала, и чтоб я вас не видела… Ты кого ищешь? — повернулась она к Юле. — Ритку Богушар? Уже идет она. Это из-за вас кипеж, что ли?
— Женщина-гроза, тех двоих, что в форме, непременно убьют, — благоразумно не поднимая крышку корзины, предупредила Кеа.
— Кой-Кой, их надо отогнать! — Рукоять хлыста заплясала у меня в ладони.
— Назад! — рявкнула бесцветная женщина. Там, куда она направлялась, мгновенно образовался коридор. — Все назад, разойтись!
Подле окровавленных охранниц немедленно очистилось пространство, многие стали прятаться в свои же камеры. Обе женщины в изодранной форме глядели на «язык кобры». Я хотела их как-то ободрить, но не успела.
— Бабуля, Маргарита Богушар! — продолжала взывать Юля.
— Мы еще поцелуемся, сука! — Стриженая женщина плюнула в мою сторону, делая вид, что хочет вырваться из рук своих прихлебательниц. Она и плюнула нарочно недалеко, кося глазом, оценивая, насколько красиво и достойно покидает поле боя.