Судя по всему, он связался с пославшими его друидами, потому что затем, когда пришел в себя, объяснил, что Теней послали скорее всего здешние Маги, объединенные в Конклав (вот чего, наверное, не хватает нашим!.. то есть я имею в виду только саму систему, а не то, что они решили убить нас, так и не узнав, кто мы, и что мы вполне можем быть друзьями и помочь им в их проблемах!). И что эта насланная на нас буря, как я уже упоминала, была послана ими, чтобы наверняка нас уничтожить после того, как провалили свою миссию посланные ими Черные Призраки.
Так как Отцы-друиды вмешались, Ллейн предположил, что по их воле Лес перенес нас намного ближе к Камню Времен, которого мы были посланы достигнуть, чтобы ответить на наши вопросы и на вопросы самих Братьев и Отцов.
Вся эта друидская семья, как мне кажется, хочет нам только добра — то есть друиды здесь нормальные, хорошие. Однако сам факт того, что мы попали в этот мир из Кталла через эти таинственные Врата Небес, говорит о многом, и необходимо поскорее его исследовать, чтобы никаких тайн не осталось, а то от них одна неуверенность, да еще и ученик Венал постоянно пребывает не в себе, словно ударился головой о камень.
Тем более что, как сказал Ллейн, что-то грядет не очень хорошее для всего этого мира, и мы, вполне возможно, были посланы Богами, чтобы помочь.
В этом случае я готова отправиться к Камню в любой момент — да мы, собственно, только и ждем, когда девочка Элейни придет в себя.
Ллейн сказал, что его гипотезу о переносе близко к Камню подтверждает тот факт, что связь, к которой он прибегнул, чтобы обратиться к пославшему его, была очень слаба. Согласно легендам, этот Камень искажает и делает невозможными вблизи себя любые, как выразилась Вайра, „искажения полей“, а потому ни получать божественные силы, ни магичить там невозможно. Иллам предположил, что Камень продуцирует мощное поле антимагии, но суть происходящего от определений не меняется. Так что чем ближе мы будем к нему подходить, тем труднее будет даже летать. Я имею в виду, конечно, Ллейна с его поясом полетов, так как никто другой из нас летать пока не может.
А сейчас, заканчивая свое повествование, я наблюдаю за тем, как Солнце взошло в зенит (на него аж смотреть невозможно) и как до ужаса уставшие, все, кроме Ллейна, начинают укладываться спать.
Итак, на сем пока. Продолжу, как только смогу. 17 сентября четыреста… Етим Милосердный, что я пишу! Сейчас спрошу у Ллейна, какое же число и год здесь. Наверное, уже ноябрь!
Оказалось, восемнадцатое июля. Просто дальний север, вот почему так холодно. И год двести пятьдесят девятый по Всеобщему Летосчислению. А не наш четыреста сорок седьмой эпохи Трех Империй…
В общем, тоска. Но, может быть, это хотя бы кому-то нужно?..»
Маритта отложила записную книжку и чернильный карандаш. Зевнула, прикрыв рот рукой. Еще раз посмотрела в сторону так и не приходящей в себя Элейни, которая сейчас громко застонала, говоря что-то типа: «Где же он?..», и подумала, что нужно будет еще раз, уже в пятый, попробовать обратиться к Милосердному Етиму, потому что смотреть на страдания бедной девочки больше невозможно.
С этими мыслями она бы и уснула, не случись девочке Элейни неожиданно прийти в себя.
Она привстала на сооруженном для нее возвышении, сбрасывая с себя теплый плащ Герта, и дикими глазами оглядела всех.
Вайра, измученная больше остальных, уже крепко спала, как, собственно говоря, и Герт, Иллам и Венал, а потому жрица, сбрасывая сонливость, радостно помахала девочке рукой, сделав одновременно негромкое: «Т-с-с-с!», встала со своей лежанки и, поправив платье, сдвинувшееся на худых бедрах, с сонной, но радушной и приветливой улыбкой направилась в сторону испуганной одинокой Элейни.
Элейни пришла в себя, чувствуя, как болят лицо и плечо. Она помнила, как крепко ударила ее земля, а потому сразу же, придя в себя, подумала, что у нее теперь сломан нос и что она теперь навсегда уродина.
Но не эта мысль заставила ее чуть ли не со вскриком вскочить. Девочка по-прежнему ощущала тянущую, высасывающую силы и нарушающую стройность мыслей пустоту. А еще она, как ни старалась, не могла мысленно представить ни образ Вельха, ни его противника, выходца из Кталла, а значит, ее земляка. Элейни с ужасом подумала, что оба мертвы, — именно эта мысль и разбудила ее, и заставила вскочить.
Лицо болело, в плече зудело и чесалось. Она с тревогой озиралась по сторонам. Все были здесь, кроме Вельха и Черного Человека, и все спали. Хотя нет — Ллейн, сидящий к ней спиной возле костра, наверное, дежурил.