Одноглазый достиг поселений. И его захлебывающийся страхом рассказ был выслушан поселянами.
Утром следующего дня начался кровавый, беспрецедентный по своему размаху и жестокости обеих сторон бунт, который уже много лет спустя историки окрестили Мятежом Беглецов.{23}
Контур алой руки полыхал на верхней грани алтаря ярко и кроваво, предвещая появление Властителя. Распростертый у черного камня человек прошептал последнее слово дарованной молитвы и замолчал, приподнявшись, вглядываясь в символ Власти и Смерти, рожденный жертвенной кровью в холоде мертвого камня. Мгновение спустя что-то неуловимо изменилось вокруг него: кажется, задвигались поднимающиеся из многолетней пыли — Тени.
Разрозненный красными отсветами мрак сошелся в неподвижную фигуру, укрытую плащом беспросветной темноты. Черный, дышащий молчаливым ветром балахон скрадывал отдельные черты, облекающий фигуру мрак скрывал Пришедшего, и разглядеть темное лицо было невозможно; но властное величие, окутавшее Его подобно живому плащу, не могло исходить от простого смертного, это понял бы каждый, впервые бросивший взгляд. Но те, кто мог бы увидеть Появление в заброшенном и мертвом месте, теперь больше не видели ничего.
Последний из живых в холодном каменном зале древней пещеры не пытался проникнуть взглядом сквозь густой покров облекающего фигуру мрака — он и так знал, КТО перед ним. И невидимая аура темной Силы властно давила на плечи, сгибая спину, рождая в груди неудержимую дрожь.
— Хайрэ, Властитель! — хрипло сказал стоящий перед алтарем на коленях, склоняясь в нижайшем поклоне; голос его заметно дрожал. Руки сами собой потянулись к наполненной чаше, заботливо укрытой тяжелым отрезом черного бархата, потянулись медленно и осторожно — их хозяин едва сдерживал тяжелую нервную дрожь.
— Все они здесь! — произнес он, не поднимая головы, протягивая чашу неподвижному изваянию из мрака, сошедшегося к его алтарю из темных углов комнаты, долгие сотни лет не видевших солнечного света. — Я предаю их Тебе… Как Ты и пожелал, я… — Голос человека внезапно сорвался, и недоговоренное потонуло в давящей тишине.
Руки, сжимающие каменную чашу, тряслись, и все свои силы человек тратил только на то, чтобы не расплескать темное содержимое; очень трудно было не поднимать голову, прижимая ее к ледяному полу. Правой половины лица он уже не чувствовал, и холодная боль поднималась все выше и выше. Но говорящий слишком хорошо представлял себе, что станет с осмелившимся глянуть в Лицо Мрака… без Его дозволения.
Внезапно тяжесть наполненной чаши сменилась невесомой легкостью; человек тихо ахнул от неожиданности и замер, так и не опуская рук. Лишь пальцы невольно трепетали, как холодные лепестки гибнущего цветка.
— ПОДНИМИСЬ, — невесомый и призрачный, неслышимый человеческому уху, знакомый лишь сердцу Призвавшего Тьму голос заполнил комнату, вновь и вновь отражаясь от непроницаемых стен. Сдерживая слишком громкое прерывистое дыхание, человек поднял голову, оставаясь на коленях. Хозяин Мрака опустил краткий взгляд на склоненного перед ним. И протянул ему чашу. Человек принял ее. Ощутил перемену в весе.
Она была пуста.
— ГОТОВЬСЯ познать наступление слабости. Грядут пустые, серые времена, и даже соломинка может сокрушить мощь растущей империи. Даже бессильный росток.
Голос медленно затих, нескончаемые его отражения опустились в многолетнюю пыль, припасенную временем и старостью этого зала. И преклоненный почувствовал, как исчезает сковывающая волю Сила, как отступает ледяное дыхание смерти.
— Властитель, — прошептал он, жадно вглядываясь в растекающийся, стелящийся по камню и теряющий форму мрак. — Я могу умертвить и других Преступивших. Всех до единого!..
«Оставшиеся слишком ничтожны. Но не надейся на долгий отдых: вскоре тебе предстоит долгое путешествие на север…»