— Ну и чего вы от меня хотите? — спросил он. — Предупреждаю, Дженкинс, вам не стоит на меня давить…
Он снова поднял кружку, собираясь промочить горло. В этот момент Дженкинс внезапно дернулся и толкнул Палмера под локоть. Кружка подпрыгнула, пиво разлилось по столу. Палмер издал гневное вяканье.
— Идиот неуклюжий!
Но Дженкинс не спешил извиняться.
— Если вы исполните всё, что требуется, — сказал он, — вы будете вознаграждены вместе со мной и с остальными. Вы должны встретиться с ним… вот в этом месте.
— Когда?
— Вот в это время. Ну, все. Я пошёл.
И, не сказав больше ни слова, худощавый рыжеволосый человек выскользнул из-за стола и исчез из виду. Мистер Палмер ещё несколько минут оставался на месте. На его багровом лице отражались растерянность и отчаяние. Потом и он тоже ушёл.
Госпожа Фаррар щёлкнула пальцами. Изображение исчезло; издалека, словно бы нехотя, появилось лицо, состоящее из теней. Фаррар откинулась на спинку стула.
— Как видите, — сказала она, — Йоль нас подвел. Из своего мышиного угла он не мог видеть поверхности стола. Он не сообразил, что Дженкинс разлил пиво нарочно и что он написал время и место встречи на луже пива на столе. Так вот, Йоль следовал за Палмером до конца дня и ничего не видел. Ночью он вернулся ко мне, чтобы доложить об увиденном. Пока он отсутствовал, Палмер вышел из своей квартиры и назад не вернулся. Очевидно, отправился на встречу с таинственным Хопкинсом.
Джон Мэндрейк возбужденно постучал пальцами.
— Надо будет допросить мистера Палмера, как только он появится снова!
— В том-то вся и проблема. Сегодня утром, на рассвете, техники, ремонтировавшие очистные сооружения в Ротерхайте, увидели в куче мусора нечто странное. Поначалу они приняли это за кучу тряпок.
— И это был?.. — неуверенно спросил Мэндрейк.
— Боюсь, что да. Это был труп мистера Палмера. Его убили ударом ножа в сердце.
— О-о! — сказал Мэндрейк. — А-а! Как неудачно вышло.
— Очень неудачно. И тем не менее ситуация многообещающая.
Джейн Фаррар провела рукой над шаром. Он потемнел, приобрел холодный тускло-голубой оттенок.
— Это означает, что этот ваш Клайв Дженкинс — и этот Хопкинс — задумали что-то серьёзное, — сказала она. — Достаточно серьёзное, чтобы походя убить человека. И мы напали на их след!
Глаза у неё сверкали от возбуждения. Её длинные тёмные волосы слегка растрепались, несколько прядей упали ей на лоб. Щёки раскраснелись, дыхание участилось.
Мэндрейк слегка оттянул свой воротничок.
— Почему вы говорите мне это сейчас, а не на Совете?
— Потому что вам, Джон, я доверяю. А остальным — нет.
Она откинула волосы, падавшие ей на глаза.
— Уайтвелл и Мортенсен оба плетут интриги против нас! Вы и сами это знаете. В Совете нет никого, кто был бы на нашей стороне, кроме самого премьера. Если мы сумеем сами выследить этих изменников, наше положение значительно укрепится!
Он кивнул.
— Это верно. Ну что ж, что делать дальше — это ясно. Отправьте демона выслеживать Клайва Дженкинса, и пусть он выведет нас на этого таинственного мистера Хопкинса.
Госпожа Фаррар застегнула футляр с шаром и встала.
— Знаете, я предпочла бы оставить это вам. Йоль безнадежен, а все прочие мои демоны в разгоне. На данном этапе нам требуется только наблюдение. Так что особо могущественного демона здесь не нужно. Или ваши джинны тоже все заняты?
Мэндрейк оглянулся на пустые, безмолвные пентакли.
— Да нет, — медленно ответил он. — Пожалуй, я смогу кого-нибудь подобрать.
Бартимеус
Ну, знаете ли! Ты провалил порученное тебе дело, послал подальше гонца и напрямик отказался вернуться, когда это было приказано. И вот ты сидишь и ждёшь, когда разгневанный волшебник как-то отреагирует. А он не реагирует! Никак! Вот уже несколько часов! Не вызывает, не пытается наказать — ничего!
И какой же он после этого хозяин?
Если и есть на свете что-то, что меня по-настоящему бесит, так это невнимание. Грубость я стерплю, жестокость тоже. По крайней мере, это показывает, что ты произвел хоть какое-то впечатление. Но оставить меня гнить здесь, как какого-нибудь завалящего беса в гадательном зеркале! Сказать, что меня это раздражало, — ничего не сказать.
Прошло почти полдня к тому времени, как я ощутил первое прикосновение к своей сущности: твердое, настойчивое, как колючей проволокой по нутру. Вызов, наконец-то! Вот и отлично, давно пора. Нет, я не стану трусливо упираться, пытаться отсидеться вдали от хозяина! Я встал с обломка трубы, потянулся, сбросил с себя Сокрытие, напугал пробегавшую мимо шавку, издал неприличный звук в адрес пожилой леди в соседнем садике и зашвырнул кусок трубы так далеко, как только мог[28].
Хватит валять дурака! Я по-прежнему Бартимеус Урукский, гроза Аль-Ариша и Александрии! И на этот раз я был настроен решительно.
Я позволил заклятию вызова увлечь себя вверх и вперёд. Улица стремительно исчезла в водовороте вспышек и цветных полос. Мгновением позже из полос и вспышек возник типичный зал для вызываний: люминесцентные лампы под потолком, множество пентаклей на полу. Министерство информации, как всегда. Я предоставил своему телу вновь обрести облик Китти Джонс. Это было проще, чем выдумывать что-нибудь новенькое.
Ну вот. И где же этот проклятый Мэндрейк?
Вон он! Сидит за столом и пялится в кипу бумаг, которые лежат перед ним. А в мою сторону даже и не взглянул! Я прочистил горло, упер изящные руки в боки, приготовился было заговорить…
— Бартимеус!
Нежный голосок, слишком тихий, чтобы принадлежать Мэндрейку. Я обернулся, увидел хрупкую девушку с невнятно-русыми волосами, сидящую за другим столом в соседнем пентакле. Это была Пайпер, помощница моего хозяина. Сегодня она пыжилась изо всех сил, стараясь казаться строгой. Она наморщила лобик, делая вид, будто хмурится, сурово сложила пальцы домиком. И смотрела на меня, будто сердитая воспитательница в детском садике.
— И где же ты был, Бартимеус? — осведомилась она. — Тебе следовало вернуться нынче утром, когда было приказано! Мистеру Мэндрейку пришлось напрягаться и тратить время, чтобы вызвать тебя, и это сейчас, когда он так ужасно занят! Это нехорошо, ты ведь знаешь. Твоё поведение в самом деле становится чрезвычайно утомительным.
Нет, это совсем не то, на что я рассчитывал! Я вытянулся во весь рост.
— Утомительным? — воскликнул я. — Утомительным?! Или ты забыла, к кому обращаешься? Перед тобой Бартимеус — Сакар аль-Джинни, Н'горсо Могучий, строитель стен и гроза империй! Я ношу двадцать имен и титулов на множестве языков, и в каждом их слоге гремит эхо моих подвигов! Не пытайся унизить меня, женщина! Если хочешь остаться в живых, тебе стоило бы подобрать свои юбки и стремглав умчаться отсюда. Я намерен говорить с одним лишь мистером Мэндрейком.
Она щёлкнула языком.
— Бартимеус, сегодня ты решительно невыносим! Мне казалось, что тебе следовало бы быть поумнее. Так вот, у нас для тебя небольшое задание…
— Что?! Погодите-ка! — Я сделал полшага вперёд в своем пентакле. Из глаз у меня посыпались искры, кожа вспыхнула коралловым огнём. — Мне сперва надо разобраться с Мэндрейком!
— Боюсь, господин министр в данный момент не расположен разбираться с тобой.
— Не расположен? Чушь собачья! Вот же он сидит!
— Господин министр занят, он работает над сегодняшними новостями. Их вот-вот надо будет сдавать в печать.
— Ну, он вполне может на несколько минут оторваться от своего вранья[29], — возразил я. — Мне надо с ним поговорить.
Госпожа Пайпер наморщила носик.
— Ты не скажешь ничего такого, что ему стоило бы слышать. А теперь, будь так любезен, выслушай, что тебе поручено!
Я отвернулся от неё и обратился к фигуре, сидящей за столом.
— Эгей, Мэндрейк!
Ответа не последовало. Я повторил то же самое, только погромче. Бумаги у него на столе зашелестели и вспорхнули в воздух.
28
Я был так слаб, что он не долетел даже до другой стороны улицы. Но право же, каков был жест!
29
В попытках утихомирить простолюдинов Мэндрейк затеял выпуск серии жутких грошовых информационных листков с байками про героические подвиги британских солдат в далекой Америке. Выходило всё это под заголовком «Подлинные рассказы о войне». Иллюстрациями к ним служили хреновые литографии. Предполагалось, что это якобы повествования о реальных недавних событиях. Нет нужды говорить, что американские волшебники непременно были злыми и жестокими, использовали самую чёрную магию и самых ужасных демонов. Напротив, честные бритты с квадратными подбородками всегда стремились вести себя хорошо и играть честно и неизменно выходили из безвыходных ситуаций с помощью солдатской смекалки и самодельного оружия, изготовленного из жерди от ближайшего забора, куска верёвки и консервной банки. Война в этих листках изображалась как необходимость и дело доблести и чести. Этой истории лет-лет, и памяти нет: я видел, как бесы высекали аналогичные официальные сообщения на памятных стелах вдоль всей дельты Нила, дабы народ не сомневался в правильности и справедливости войн, которые вели фараоны. И на те стелы тоже никто не обращал внимания.