- Доктор сказал, мне очень повезло, - заметил Егор, осторожно ступая вниз. - При таких переломах нога обычно вообще перестает гнуться.
У ворот их ждала Элина.
- Мы сейчас идем в Парк Горького на аттракционы, - улыбнулась она. - Хочешь с нами?
Лёнька многозначительно поднял глаза. Он с удовольствием провел бы остаток дня с друзьями, прежде чем расстаться с ними на все лето, но, кажется, в дружбу начинало вклиниваться что-то такое, от чего следовало держаться подальше. Он видел, что Егор уже взял Элину за руку, и как-то без особой радости ожидает его согласия.
- Спасибо, но... мне надо домой. Отец просил помочь кое с чем.
- А ну ладно, - вздохнула Элина. - Пока, Лёнь! Теперь уж, наверно, до осени.
- Бывай! - промолвил Егор, сдавив Лёнькины пальцы в крепком рукопожатии.
Они расстались.
Лёнька бодро шагал по веселой и прекрасной улице. На деревьях искрилась молодая листва. По дороге мчались сверкающие машины и звенящие троллейбусы. Хотя с небес до сих пор веял арктический холодок, и лето явно не собиралось быть жарким, Лёнька чувствовал, что все вокруг дышит любовью и счастьем. Зима и страшный март поблекли и застыли в прошлом, как лживый, мерзкий сон. Мама постепенно поправлялась. Отец снова любил его. Конец света, о котором все кричали, так и не случился.
Зайдя в небольшой, тенистый сквер, Лёнька присел на скамейку, слушая щебет птиц и крики взлетающих на качелях детей. Звучавшие из далекого репродуктора слова известной, уже надоевшей всем песни про перелетных птиц разносились над сквером трагично-восторженным эхом.
Мимо прошел высокий офицер с каменным лицом и чемоданом в руке. Лёнька вспомнил про Гарцева. Никто в квартире не опечалился его внезапному исчезновению, и это еще мягко сказано. Зато о причинах гадали и спорили все, кому не лень.
- Да небось, свои же и шлепнули! - ворчала баба Зоя, пихая палкой варящееся в баке белье.
Большинство разделяло ее точку зрения. Кто-то, однако, полагал, что Гарцев сам бежал из Москвы, когда почуял, что со смертью хозяина его сладкая жизнь подошла к концу. Впрочем, когда управдом распорядился взломать дверь в его комнату, ошибочность этой версии стала очевидна: в шкафу остались вещи Гарцева, а в столе - деньги и документы.
В тот же день проживавший в квартире делопроизводитель Прусаков за ужином объявил, что лично видел, как люди в штатском высадили Гарцева из черной «Победы» на мосту и, связав ему руки, сбросили в Москву-реку.
Лёньку порывало спросить, отчего же он не рассказал об этом раньше. Но подвыпивший Прусаков так искренне и самозабвенно врал, что сочувствие взяло верх.
Да и мог ли Лёнька с полным правом утверждать, что знает истину? Он не был в этом уверен. Быть может, ему, как и Егору, приснился слишком правдоподобный сон? Быть может, испугавшись за маму, он ненадолго сошел с ума и бегал в мире своих фантазий? Если это принять, жить становилось гораздо легче. Никто на свете не видел того, что видел он и не поверил бы ему. Что-то подобное Лёнька испытывал только в детстве, когда в его кроватку приползала черная тварь.
Компас, подаренный Гарцевым оказался самым обычным, пусть даже старинным и очень красивым. Независимо от того, чего желал Лёнька, стрелка теперь показывала строго на север, а циферблат не хотел гореть в темноте.
Ничего больше от похода в подземелье у Лёньки не осталось, кроме, разве что, шрама и развалившихся от долгого пребывания в воде ботинок.
Мистер Сэндмен не приходил к нему в кошмарах, и спал Лёнька после встречи с ним на удивление хорошо. Впрочем, кое-что он все-таки видел... После знакомства с Сэндменом Лёньке начали сниться женщины. Прекрасные, изящные, невероятно соблазнительные. Женщины в кружевном белье и дорогих украшениях, пахнущие тончайшими духами. Они легко касались Лёньки своими нежными пальцами, заигрывали, норовили поцеловать. Лёньке было трудно сопротивляться им, даже когда жемчужные улыбки начинали походить на алчный оскал, подведенные карандашом глаза, казалось, растягивались до самых висков, а пальцы с длиннющими алыми ногтями напоминали цепкие лапы хищного насекомого.
Лёньке меньше всего сейчас хотелось думать о необъяснимом и таинственном. Он просто сидел на скамейке посреди зеленого рая, в котором не было ни мрака, ни колдовства, ни вождей, ни смерти...
По песчаной дорожке медленно шел седобородый человек в темном, совершенно неподходящем для такого дня костюме, с узловатой палкой в руке. Пыльца деревьев слегка запачкала его лацкан. На носу поблескивали стекла пенсне.
Подойдя к Лёньке, он внимательно посмотрел на мальчика, и поздоровавшись, сел рядом с ним.
- Вы Леонид Зарицкий?