В любой школе, в любом классе обязательно есть хотя бы один настоящий выродок. В Лёнькином классе таким выродком вне всяких сомнений был второгодник Семен Богданов. Долговязый лысый парень с настолько мерзкой физиономией, что еще в семь лет перестал походить на ребенка.
Компанию ему составляли дружки Рыбин и Рычкин, которых из-за схожести фамилий и феноменально низких умственных способностей вся школа воспринимала как одно целое. Они даже напоминали друг друга внешне.
- Зари-ицкий! Сколько лет, сколько зи-им! - нараспев заголосил Богданов своим визгливым голосом. - Ты че, а? Ты же больной?
Лёнька молча вернул Егору дневник и жестом показал, что надо идти дальше, не останавливаясь.
- Э-э! Я с тобой разговариваю!
Рыбин и Рычкин перегородили друзьям дорогу.
- Че, прогуливать начал? А мамочка-то знает?
Лёнька молчал.
По лицам хулиганов было ясно, что они готовят себе большое развлечение.
- Слишком хитрый стал, жидяра? В школе наплел, что болеет, а сам себе взял и выходной устроил! Ничего себе а, братва?
Прихвостни дружно заржали.
- А знаешь, что с вами, жидами, скоро будут делать?
- Если мы жиды, то ты фашист! - неожиданно для себя выпалил Лёнька.
Ухмылка исчезла с лица Богданова и уступила место тупому недоумению.
- Чего?
Лёнька пожал плечами, чувствуя, как Элина в отчаянии трясет его за рукав.
- Гитлер тоже евреев ненавидел и считал низшими людьми, - невозмутимо продолжал Лёнька, хотя от страха у него сводило кишки. - С этого и начинался фашизм в Германии.
Богданов схватил Лёньку за воротник и проговорил ему прямо в лицо, брызжа слюной и обдавая водочным перегаром:
- Мой батька в Кенигсберге фашистов зубами грыз! И жидов грыз тоже! Понял, гнида?
В тот же миг Егор что было силы боднул Рычкина в грудь.
Богданов выругался и пихнул Лёньку так, что он упал на спину. К счастью меховая шапка защитила затылок от удара.
Лёнька с ужасом видел надвигавшегося на него полоумного верзилу.
Егор и Рычкин отвешивали друг-другу тумаки. Рыбин нерешительно подступал к Элине, которая, дико визжа, размахивала перед собой портфелем. Желание помочь другу боролось в нем с соблазном поколотить слабую жертву.
Богданов насел на Лёньку и с размаху ударил его по лицу. Однако Лёнька успел сместить голову, и кулак, скользнув по щеке, врезался в асфальт. Из костяшек пальцев брызнула кровь. Богданов подскочил и принялся трясти разбитой рукой, воя от боли и унижения. Лёнька тоже вскочил. На какой-то миг он почувствовал себя Давидом, сокрушающим огромного Голиафа. Он встал в боксерскую стойку, выставив вперед кулаки. Богданов посмотрел на Лёньку, и в его стеклянных глазах вспыхнуло настоящее бешенство.
Ни с того ни с сего в руке у хулигана появился большой, наточенный самодельный нож. Богданов полоснул им по воздуху с быстротой матерого урки.
Второй раз за этот день Лёнька усомнился, что сможет дожить до его конца. Ему захотелось бежать без оглядки от этого дьявола. Прощайте, родители! Прощай, школа! Прощай, жизнь!
- Ржавый! Ржавый хрен! - завопил вдруг Рыбин с неподдельным ужасом.
Из двора на них, грохоча валенками, несся рыжебородый великан в ушанке с лопатой для чистки снега.
Хулиганы бросились наутек. Рычкин, которого Егор с успехом уложил на лопатки, оказался последним и тут же получил здоровый удар железкой по непокрытой голове.
- Шобла сортирная! - проревел дворник, пинком отправив Рычкина догонять свою стаю.
Затем, развернувшись к Егору, дал ему подзатыльник.
- Чего в драку лезете, когда девчонка с вами!
Егор тихо ругался, Лёнька облизывал губы, Элина плакала.
Остаток пути друзья прошли, не обронив ни слова.
После такого приключения завершить день у себя дома в кругу семьи показалось величайшим счастьем.
Несмотря на то, что следующая встреча с Богдановым неизбежно должна была произойти в самом ближайшем будущем (если не случится чудо, и его не исключат из школы), Лёнька твердо знал, что пережитый кошмар не повторится. Ни один настоящий убийца не бросится бежать от дворника с лопатой!
Впрочем, это, конечно же, не значило, что Богданов перестал быть опасен. Да и кто сказал, что новая угроза будет исходить именно от него? Лёнька знал, что любая уверенность в завтрашнем дне не более чем самоуспокоение. Он жил в мире, где по улицам ходили люди гораздо более страшные, чем Богданов (о них не говорили по радио, но он их видел), где по дорогам носились ревущие грузовики, а человека могли забрать из его комнаты неизвестно куда, неизвестно за что.