- Травина встретил, - тихо сказал отец, когда мать, поставив кастрюлю на огонь, вернулась в комнату.
- И как он?
- Весел и здоров. Говорит, очень вежливо себя вели, даже налили выпить.
- Господь-спаситель! Он хотя бы понял, за что его?
Отец безнадежно махнул рукой.
- Не знаю, что он там понял. Я, когда услышал его лекцию про строительство египетских пирамид, я... честно сказать, усомнился в его состоятельности.
- Господи! - отец с горьким смехом схватился за голову. - От него уже пол университета шарахается, он не замечает! Вдохновение!
- Ну, зато, видишь, не так страшен оказался черт...
- Это называется «пощупали»! Помнишь сказку «Карась-идеалист»?
Лёнька вспомнил про сборник Салтыкова-Щедрина, которым одно время зачитывался. Потом какой-то гад свистнул у него эту книгу из портфеля.
- Ладно! - с внезапной бодростью сказал отец, отложив газету и хлопнув в ладони. - Корея в огне, коллеги сходят с ума, студенты тупеют... Будем надеяться, что, хотя бы ужин удался!
В огромной, пропахшей жаренным луком и щами кухне, с висящими под потолком словно привидения простынями, собрались все обитатели коммунальной квартиры. Дети мастерили что-то из спичек, работяги пили водку и рассказывали анекдоты, баба Зоя разливала из самовара чай.
- Так, все тихо! - грозно скомандовала Мария Александровна, повернув выключатель радио. - Тихо, я сказала!
Вся кухня, включая даже пьяных, погрузилась в гробовое молчание.
Репродуктор заговорил. Лёнька слышал этот голос сотни раз, но никак не мог разгадать секрет его удивительной, гипнотизирующей силы.
«В истекшие сутки состояние больного оставалось тяжелым. Развившееся, в ночь на второе марта, на почве гипертонической болезни и атеросклероза, кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие, привело, наряду с правосторонним параличом конечностей и потерей сознания, к поражению стволовой части мозга с расстройством важнейших функций - дыхания и кровообращения».
- Глухо дело, - мрачно проговорил один работяга.
- Небось, работал по двадцать часов в сутки, от того и слег, - сочувственно прохрипел второй.
Мария Александровна яростно шикнула.
«В течение ночи на четвертое марта нарушения дыхания и кровообращения продолжались. Наибольшие изменения наблюдались со стороны дыхательной функции».
Лёнька несильно прислушивался к тому, что рассказывал диктор, зная, что все равно не сможет составить полную картину. Из чреды медицинских терминов его внимание привлекло одно особо причудливое словосочетание «Дыхание Чейн-Стокса».
- Чейн-Стокса, это что значит? - спросила баба Зоя у пожилого человека, который, кажется, когда-то работал врачом.
- Агония, - едва слышно ответил тот.
- Что?
- Ничего... не знаю!
Лёнька явственно расслышал первое, произнесенное им слово, и почувствовал, как неведомая сила незаметно начинает сотрясать эту кухню и этот дом, и этот город, и весь мир. Агония! Возможно ли после нее что-то кроме смерти? Он посмотрел на родителей. Отец и мать были бледны, но в глазах у них - Лёнька готов был поклясться в этом - сиял крохотный огонек надежды. Краем глаза Лёнька заметил, как стоявший в дверях Гарцев с полным безразличием на лице наливает себе стопку водки.
- Никто не знает, что будет, - промолвил отец, когда Лёнька лежал с закрытыми глазами у себя на раскладушке, тщетно пытаясь уснуть.
- Может, нас оставят в Москве? - прошептала мать.
- Никто ничего не знает, - медленно повторил отец.
Лёнька все-таки смог заснуть. Ему приснился дурацкий страшный сон, от которого он очнулся, содрогаясь всем телом. Услышал за дверью чьи-то тяжелые шаги и снова провалился в сон, на этот раз глубокий и мгновенный.
Добрый маг
Георгий надел армейский тулуп, шапку и, дымя папиросой, вышел из дома в направлении станции метро.
Пока трофейный немецкий поезд нес Гарцева по тоннелям Сокольнической линии, из здания научной библиотеки МГУ на Моховой вышел невысокий старичок в бежевом пальто и шляпе с причудливой узловатой тростью в руке. Из-под опущенных полей шляпы виднелся лишь бледный кончик его носа и стекла пенсне на серебряной цепочке. Нижняя часть лица утопала в роскошной седой бороде, забота о которой, очевидно, занимала у владельца немало времени.
Старик стоял на автобусной остановке посреди безлюдной улицы, когда до его слуха донеслись торопливые приближающиеся шаги.
- Добрый вечер!
Профессор Травин обернулся и, придвинув к глазам пенсне, с недоумением посмотрел на Гарцева.
- Это вы? Добрый вечер. Хотя, по правде, уже скорее ночь. Что вы хотели?
- Я... - нерешительно начал Георгий. - Простите. Я э-э... хотел бы знать точно, что происходит, и какие ходы у нас еще остались?