Марк вырвался из забытья, задыхаясь в рвотных судорогах. В животе было пусто, и уже встала луна. Гай все еще был рядом, его лицо белело над черной стеклянной гладью воды, и голова то исчезала во тьме, то выныривала.
Хватит. Если выбирать между отступлением и смертью, то он предпочитает первое – и плевать на последствия. Тактически решение верное. Иногда лучше отступить, собрать и перегруппировать силы. Вот чему хотел их научить старик. Хотел, чтобы они отступили. Скорее всего, он где-то поблизости, ждет, когда же они усвоят этот самый важный урок.
Марк не помнил свой сон – только страх перед удушьем, который не отпускал. Тело как будто утратило привычную форму и просто висело, как разбухшее в воде бревно. Он превратился в какую-то мягкую придонную рыбину, а когда собрался с силами, рот открылся, и из него вытекла струйка воды, такой же холодной, как он сам. Марк подался вперед, протянул руку и ухватился за какой-то корень. За прошедшие одиннадцать часов его рука впервые высунулась из-под воды. Он чувствовал в себе холод смерти, но уже ни о чем не жалел. Да, Гай по-прежнему в воде, но они разные, и у каждого своя сила. Умереть только ради того, чтобы доставить удовольствие больному старику-гладиатору? Вот уж нет!
Дюйм за дюймом он продвигался вперед, лицо и грудь покрылись грязью, а раздувшийся живот походил на плавательный пузырь. Вернувшееся на берегу ощущение тяжести собственного тела переполнило его восторгом. Выбравшись полностью на сушу, он растянулся на земле, и его едва не вывернули наизнанку рвотные спазмы. Струйка желчи просочилась между губ и смешалась с черной жижей. Стояла тихая ночь, и Марк чувствовал себя так, словно выбрался из собственной могилы.
Марк лежал на том же месте, когда утреннее солнце заслонила тень. Рений нахмурился. Но внимание его привлек не Марк, а бледная, с закрытыми глазами и посиневшими губами, мальчишеская фигурка в воде. Наблюдая за ним, Марк увидел, как обычно каменное лицо прорезала гримаса беспокойства.
– Парень! – гаркнул он тем голосом, который его подопечные уже не могли терпеть. – Гай!
Течение покачивало тело, но ответа Рений не получил. Сжав зубы так, что проступили желваки, старик зашел по пояс в воду, наклонился, поднял десятилетнего мальчика и, как щенка, бросил на плечо. Глаза у Гая открылись, но никакая мысль в них не шевельнулась, и смотрели они в никуда. Рений со своей ношей поспешил к дому, и Марк, поднявшись, побрел за ним.
На другом берегу стоял в тени Тубрук. Всю ночь он прятался за деревьями, и теперь глаза его были холодны, как река.
Казалось, Рения всегда питало пламя гнева. Занятия продолжались уже несколько месяцев, и за все это время мальчишки ни разу не видели на его лице улыбку. В плохие дни он постоянно дергал их, в раздражении тер шею, готовый взорваться в любую секунду. В худшие, под полуденным солнцем, каждая их промашка, даже самая незначительная, отзывалась пятнами раздражения на коже.
– Держать камни! Руки прямо! – рыкнул он, обращаясь к обливающимся потом Марку и Гаю.
Задание, которое они получили в этот полдень, заключалось в том, чтобы стоять, держа в вытянутых перед собой руках по камню величиной с кулак. Поначалу казалось, что это легко.
У Гая заболели плечи, руки отказывались повиноваться. Он напряг мышцы, те не слушались. Пот катился градом, а рука с камнем опустилась на ширину ладони. Живот резанула боль – Рений хлестнул его короткой плеткой. Руки задрожали, боль сковала мышцы. Гай закусил губу и сосредоточился на камне.
– Вы не уроните камни! Вы вытерпите боль. Вы удержите!
Расхаживая перед мальчиками, Рений снова и снова, словно заклинание, повторял эти слова. Они выполняли это упражнение уже в четвертый раз, и каждая попытка давалась труднее. На отдых отводилась всего одна минута, после чего все начиналось заново.
– Опустить, – распорядился Рений, с плеткой наготове наблюдая за тем, чтобы руки не падали, а опускались медленно, контролируемо. Марк тяжело выдохнул, и наставник скривил губу. – Однажды вам покажется, что терпеть боль уже невозможно, и от этого будет зависеть жизнь других людей. Может быть, вам придется держать веревку, по которой поднимаются товарищи, или бежать сорок миль в полном вооружении, чтобы спасти друзей. Вы слушаете?
Они кивнули, стараясь не пыхтеть от изнеможения и радуясь, что старик разглагольствует, а не приказывает снова взять камни.
– Я видел, как люди умирали на ходу и падали, продолжая дергать ногами, пытаясь встать. Таких хоронили со всеми почестями. Я видел, как мои легионеры остаются в шеренге и держат строй, удерживая рукой собственные кишки. Таких хоронили со всеми почестями.