Гнетущее чувство охватило людей в этом краю смерти.
— Будто бы небесный огонь поразил нызгов, — стали они перешептываться.
— И то верно, не простой это был огонь, — сказала Ашурран. — Разве шатры из шкур могут так жарко гореть, что оплавились медные браслеты и бронзовые клинки?
Так и не найдя ответов, вернулись они ни с чем в Киаран.
Киаранский князь не слишком огорчился, узнав о гибели нызгов.
— Теперь можно отправить поселенцев на эти земли, — сказал он.
— На вашем месте я б не торопилась это делать, — сказала Ашурран. — Ведь неизвестно, кто убил их.
Матолви пришла пора возвращаться в Кассандану, однако он остался, отправив гонца к королю Огинте с рассказом о случившемся.
Киаранский князь разослал гонцов и шпионов к варварским племенам, спрашивая, что известно им об уничтожении нызгов. Оказалось, весть о страшной судьбе мирного племени уже разнеслась по горам. Каждое варварское племя или хвалилось этим злодеянием, или сваливало его на своих врагов. Только следопыты из маленького племени саууаев сказали:
— Нызги разгневали духов леса, и духи леса убили их.
У слышавших это даже мороз по коже прошел.
А следом еще одна худая весть подоспела. Несколько лесных поселений киаранских дровосеков были подобным же образом разорены и разрушены. Прежде думали, что не подают они вестей из-за весенней распутицы. Напуганные слухами о лесных духах, послали к ним людей и не застали никого в живых.
Жители Киарана спешно принялись вооружаться и не ложились больше спать, не выставив дозорных и не положив у кровати косу или рогатину.
Князь устроил совет, пригласив на него всех именитых людей своего княжества, в том числе Ашурран и Матолви. Долго они судили и рядили, пока Ашурран не вышла вперед.
— Может, и есть правда в россказнях про лесных духов. Посмотрите на карту. Все убийства совершались не больше чем в тридцати милях от Великого леса.
— Как можно верить в эти бабушкины сказки! Должно быть, убийства — дело рук разбойников или варваров.
— Животное, которое выглядит, как собака, и лает, как собака, я называю собакой, даже если на самом деле это лунный дракон Фэньлай. Что, если в глубине Великого леса живет неизвестное нам племя людей или нелюдей?
— Почему же тогда раньше они не давали о себе знать?
— Может, они из тех, кто долго запрягает, да быстро едет. Кончилось у них терпение, и решили они отомстить за свои обиды, за то, что люди сжигают леса под пашни да рощи вырубают.
— Суеверна, как все простолюдины, — громко прошептал князь своим приближенным, и все засмеялись.
Ашурран побледнела от злости и закусила губу, однако ничего не сказала.
— Я согласен с вашей военачальницей, князь, — вступил в разговор Матолви.
— Если это чужое племя, которое решило выступить против нас, почему не сделали они это по всем правилам — не выслали послов, не объявили войну, не выступили открыто, вооруженным войском?
— Откуда нам знать обычаи и правила чужих племен, — пожал плечами Матолви. — Нам следует собрать войско и двинуться на юго-восток, к Солху. Если верны наши предположения, на Солх вскоре обрушится удар.
— Что за чушь! — вскричал князь, не скрывая уже своей враждебности. — Оголить наши границы перед варварами? Может, это их военная хитрость — напугать нас неведомой угрозой, чтобы вывели мы войска из Киарана. Я этого не позволю!
— Как военачальник короля Юнана, могу я требовать от вас военной помощи. Если не выполните вы эти требования, то будете считаться изменником. В таком случае имею я право вершить здесь суд и наказывать виновных именем короля.
Долго бы они еще препирались, если бы неожиданно не появился тут гонец из приграничного поселения.
Чуть живой от долгой скачки, бросился он к ногам князя с криком:
— Зарево над Солхом!
Повернулся Матолви к князю и сказал:
— Сдается мне, это неведомый враг пострашнее будет, чем варвары. Варвары угоняют с собой девушек и юношей, лошадей и коров, эти же в живых не оставляют никого.
И спешно выступили они в поход: Матолви с двумя тысячами войска и Ашурран с тысячей.
25. Разорение Солха
Военачальники, придя в Солх, обнаружили, что предан он мечу и огню и превращен в выжженную пустыню. Каждое творение человеческих рук разрушено до основания или сожжено дотла, и даже цветущие сады и озимые пашни уничтожены без всякой жалости. Уцелели только самые дальние поселения, но они были покинуты, жители в страхе бежали из них, куда глаза глядят. Немало таких беглецов встретили военачальники по дороге к Солху, на телегах или на своих двоих, с корзинами и узлами убогого домашнего скарба. Люди были так напуганы, что не могли толком ничего объяснить, только твердили: "Демоны! Гнев богов! Духи леса!"
— Не чародей ли какой наслал эту напасть? — задумчиво спросил Матолви, когда ехали они с Ашурран бок о бок во главе войска.
Покачала она головой.
— Нет. Убила их холодная сталь без всякого чародейства. И те, кто это сделал — создания из плоти и крови, а значит, не поздоровится им, когда окажутся от меня на расстоянии броска копья!
Чем дальше вглубь разоренной земли продвигались они, тем мрачнее становились лица воинов. Много повидали они за свою жизнь, но редко им приходилось быть свидетелями подобного зверства. Принято было тогда в Юнане, чтобы сражались между собой только войска, на поле удобном подальше от поселений. И мирных жителей никогда не трогали воины, разве только курицу украдут, девчонку или парнишку с собой сманят.
— Не могли такого сделать люди, — переговаривались воины. — Это просто бойня!
Среди княжеских воинов немало было таких, у кого в Солхе были родственники, друзья или просто знакомые. Одни боги знают, что теперь с ними сталось!
Все то же самое видели они, что в становище нызгов: пепел и трупы.
— Не человеческие руки ковали эти клинки, — сказала Ашурран, осматривая убитых. — Разрубают они дерево, как бумагу, а сталь и камень — как дерево. Стрелы их пробивают насквозь человека, прикрывшегося щитом. А разве видели мы когда-нибудь такие стрелы? — она вырезала из стены обгоревший обломок стрелы с наконечником в виде древесного листа, из блестящего металла, похожего на серебро, однако неизмеримо прочнее.
Ничего не отвечал на это Матолви, только хмурился.
С усердием обшаривали воины дома, ища выживших, но не находили никого. Нападавшие будто чуяли жертву, в какую бы дыру та ни забилась, и всегда добивали. Тот, кто не был убит, погибал от огня. Среди жителей Солха много было тех, кто носил оружие и умело им владел, и успели они оказать сопротивление захватчикам. Сражались они до последнего у порогов своих домов, и, верно, кому-то из них удавалось прихватить с собой на тот свет хотя бы одного врага. Но трупы, если они и были, захватчики унесли с собой.
Издалека увидела Ашурран дымящиеся развалины таверны "Пьяный медведь". Словно в насмешку, столб с вывеской уцелел, и она раскачивалась на ветру, жалобно поскрипывая.
Сердце Ашурран будто латной перчаткой сжало, латной перчаткой со стальными шипами. Хоть надеяться было не на что, она все-таки надеялась. Может быть, Кеанмайр с Элатой успели убежать или спрятаться? Или того лучше, задолго до нападения закрыли таверну и уехали навестить родственников?
Сойдя с коня, подошла она к развалинам и у самого порога, под обгорелыми балками, увидела золотые с серебром локоны Кеанмайр. Только по ним можно было опознать ее тело, да еще по щиту и мечу. А рядом с ней лежал Элата, сжимая лук и колчан.
Ашурран почернела лицом и долго стояла, глядя на мертвые тела, и воины не осмеливались к ней приближаться, так ее вид был страшен.
Прошептала она:
— Клянусь отомстить за тебя, о возлюбленная моя, женщина с сердцем льва, с сияющей, как солнце, улыбкой!
Ашурран села в седло и направила коня дальше в скорбном молчании.
Проходя мимо разрушенного дома, воины услышали слабый стон из подпола и нашли там мальчика. Он был весь в ожогах, умирал от голода и жажды, но все-таки был жив.