Отправилась Ашурран к чародейке Леворхам. Чародейка встретила ее, одетая в траурные одежды.
— Горько мне слышать, как пострадал цветущий Солх, сколько мук изведали его жители.
— Расскажи мне о лесных духах, — попросила ее Ашурран.
— Мы называем их Древними, ибо они населяли эти земли задолго до людей, и верно, будут населять их долго после того, как люди исчезнут с лица земли. То, что мы называем Юнан, исстари было их вотчиной, и то, что доныне находят люди — развалины гигантских сооружений, могильные камни, украшения, надписи на неизвестном языке — все это оставлено ими. Однако постепенно Древние переселились в Великий лес — то ли спасались от людей, то ли просто предпочли его тенистые своды открытым пространствам. Они скрылись от людских глаз, и люди даже не подозревали об их существовании. Те, кто встречался с ними, никогда не возвращались назад, потому что не могу я представить человека, способного промолчать о такой встрече.
Чародеи всегда интересовались Древними. Кое-кто даже сумел изучить их язык по сохранившимся надписям. Многие из них стремились проникнуть в Великий лес, ища встречи с Древними. Об этом нам известно немного. Вот что дошло до наших дней из записей Арахдзау, одного из самых могущественных магов Юнана.
Она открыла книгу и прочла:
"Древние, называющие себя Грейна Тиаллэ Аланн, то есть народ Великого леса, высоки ростом, стройны, с узкой костью, длинными членами тела. Особенностью их облика являются заостренные кверху уши и брови, поднятые к вискам. На взгляд человека они кажутся прекрасными, как греза, однако я затрудняюсь сказать, присуще ли это свойство их лицам и телам на самом деле или вызывается чарами. Они обладают большими познаниями в магии, кузнечном и строительном деле, в наблюдении за ходом небесных светил, в разнообразных ремеслах и изящных искусствах. При всем этом они в поведении своем холодны и рассудочны, лишены чувственных порывов и человеческих страстей. Такими могли быть люди, если бы бог решил создать их совершенными".
— Это все, — Леворхам захлопнула книгу. — Я слышала еще, что они бессмертны.
— Их нельзя убить?
— Можно, но чрезвычайно трудно.
— Кровь у них такая же красная, как у людей.
— Да, но они намного проворнее людей, искуснее в обращении с оружием. К тому же, раны их затягиваются быстрее, и даже от самых страшных увечий они не умирают, как хрупкие смертные.
— Почему эти совершенные бессмертные создания вдруг решили напасть на людей?
— Я думаю, это предупреждение. Они вовсе не хотят уничтожить весь человеческий род. Они лишь выжгли поселения тех, кто досаждал им, рубил деревья, охотился, распахивал поляны. Как крестьянин выжигает гнездо ос или муравьев.
Ашурран от злости даже побледнела.
— Значит, мы для них вроде муравьев! Ну что ж, когда муравьев много, они могут живую собаку до смерти сожрать. Пусть увидят Древние, что люди умеют больно кусаться! А вы, чародеи, на чьей стороне будете, когда начнется война?
— Каждый может говорить только за себя. Думается мне, что большинство скажет: мое дело сторона.
— А ты сама, чародейка Леворхам, чью сторону выберешь?
— Моему сердцу дороги купола и башни Кассанданы, и не хочу я увидеть над ними зарево пожара. Я помогу тебе во всем, если ты выступишь против Древних. Только никогда с ними не справиться в лесу, там им знакомо все до последней травинки, все подчиняется их магии. В лесу у людей нет никаких шансов.
— Значит, мы выманим их на равнину и там сразимся.
— Каким же образом?
— А таким, каким они решили устрашить нас. Сожжем их дома и убьем всех, кого встретим. Это будет достойной местью за погибших.
Леворхам перенесла Ашурран в Солх, а сама отправилась искать помощи у чародеев Аолайго, Верлуа, Архизы и прочих земель. Однако безуспешными были ее попытки и просьбы о помощи. Никто из чародеев не согласился принять участие в войне, говоря, что дела смертных больше их не волнуют, и что палец о палец они не ударят, даже если Древние вознамерятся уничтожить весь род людской. Ни с чем прибыла Леворхам в фаларисский замок; ни с чем, кроме сострадания к судьбе людей и желания оказать им помощь.
Пока король собирал войско, Ашурран и Матолви всячески пытались выкурить врага из леса, устроив лесной пожар. Однако итог был всегда один: огонь угасал сам собой, а из леса летели стрелы, вынуждая воинов отступить. Сами Древние из леса не показывались.
— Надобно выслать парламентеров, — сказал Матолви, хоть не по душе была ему эта мысль, и не признавал он прежде переговоров с врагами.
— Разумно ли это? Без счета Древние убивали людей; и кто поручится, что известно им значение белого флага и белой одежды, — возразила Ашурран.
Однако попытка не пытка. Леворхам начертала на свитках несколько эльфийских рун, значение которых знала. Свитки привязали к стрелам и пустили в лес, но ни какому результату это не привело.
Сказала Ашурран так:
— Они нас боятся или ненавидят, что в сущности, одно и то же. Значит, договориться с ними не удастся.
И стало ясно, что неизбежна Великая война.
28. История короля Огинты
Огинта Онидзава, верховный правитель Юнана, коронован был в шестнадцать лет, когда внезапно скончался отец его, великий Ниэра. Нашлось множество недовольных этих решением, и младший брат его отца, по имени Ниида, стал в открытую домогаться короны, как более старший, более опытный и достойный. Бежав из Кассанданы, он вступил в союз с королем Верлуа и, собрав войско, двинулся на племянника. Ниида считал, что в открытом бою без труда одолеет неопытного юнца. Войско его подошло к столице и осадило ее. Советники уговаривали Огинту выслать парламентеров, однако юный король с негодованием отверг их советы и стал готовиться к битве.
Советники сказали тогда:
— По крайней мере, государь, не рискуйте свой головой и судьбой войска, назначьте командующего из числа умудренных опытом военачальников, испытанных в битвах!
Юный король на это возразил:
— Если я не могу сам вести воинов в сражение, то недостоин я сидеть на троне Юнана. Что до опытных военачальников, то Ниида ходил с ними в походы и пил с ними на пирах, все их уловки и приемы ему знакомы. Единственный военачальник, которого он не знает — это я сам.
Сказав так, король Огинта облачился в доспехи и принял командование войском. Воины, однако, встретили его угрюмо, переговариваясь между собой: "Этот мальчишка навлечет на нас гибель! Не лучше ли перейти на сторону Нииды и обрести зрелого и разумного правителя!" Другие возражали: "Огинта — единственный сын короля Юнана, и его назначил старый король своим преемником, передав перед смертью знаки верховной власти. Ему мы поклялись в верности, а тот, кто нарушает клятву перед лицом опасности — изменник и трус!"
Тем временем юный король обратился к воинам с такой речью:
— Войско Нииды не превосходит нас ни числом, ни умением. Набрано оно из коневодов и свинопасов Верлуа. Если вы верите в то, что будут они для вас опасными противниками, то должны поверить и в то, что шестнадцатилетний мальчишка приведет вас к победе!
В один момент сумел он переменить настроение воинов, и они воспрянули духом и преисполнились веры в нового короля. Огинта приказал открыть ворота и смелым маневром напал на Нииду. Сражение было ожесточенным, но коротким. Двух часов не прошло, как нападавшие рассеялись и бежали, а сам Ниида был убит, будто бы по несчастной случайности. Поговаривали, будто был это приказ самого Огинты, который не мог оставить Нииду в живых и не мог предать его смерти открыто. Будь даже это и правдой, кто бы мог осудить короля за желание обезопасить себя и королевство от новых посягательств дяди!
Не в последний раз королю Огинте пришлось отстаивать верховную власть над Юнаном. До тридцати лет беспрестанно он воевал, порою неделями не слезая с седла и ночуя под открытым небом вместе со своими воинами. За то, что он делил с ними все тяготы походной жизни, воины души в нем не чаяли. От первоначального недоверия не осталось и следа. Как известно, вера города берет, и не один город взял король Огинта благодаря безграничной вере своих воинов в победу. Совершил он то, что не удавалось его отцу Ниэре — покорил Верлуа и принудил платить дань Юнану. Кроме того, подавил он смуту в Архизе и Киаране и предгорья Хаэлгиры присоединил к Юнану, очистив от варваров.