Бойня на главной площади Гданисбана закончилась совсем недавно. Здесь Скрипач нагнал Крокуса и Апсалару, лошади которых с трудом пробирались сквозь нагромождение мертвых тел.
Даже храбрый гралийский жеребец остановился, словно раздумывал, идти ли дальше. Трупы, валявшиеся на каменных плитах, исчислялись сотнями. Больше всего среди убитых было стариков и детей. Почти всех их изрубили на куски и только некоторых сожгли заживо. Кровь, желчь, кал, смрад горелого человеческого мяса — все запахи слились в тошнотворное, удушливое зловоние, усугубленное жарой.
Скрипач делал все, чтобы его не вывернуло.
— Похоже, дальше этой площади воины Дриджны не продвинулись, — сказал он.
— Это что… все малазанцы? — дрожащим голосом спросил Крокус.
— Да, парень.
— А когда империя завоевывала Семиградие, малазанские солдаты тоже вот так убивали всех без разбору?
— Ты хочешь сказать, это — запоздалая месть? — спросил Скрипач.
— Император воевал с армиями, но не с мирными жителями, — с необычной для нее горячностью сказала Апсалара.
— Везде, кроме Арена, — иронически добавил Скрипач, вспоминая свой разговор с таноанским жрецом. — Когда тлан-имасы вломились в город…
— Но не по приказу Келланведа! — возразила Апсалара. — Кто приказал тлан-имасам войти в Арен? Забыл? Я тебе напомню: приказ отдала Угрюмая. Тогда она командовала «Когтем». Потом эта женщина взяла себе другое имя.
— Это сделала… Ласэна? — недоверчиво спросил сапер. — Я слыхал разные догадки, но о такой слышу впервые. Ты не ошибаешься, Апсалара? Ведь письменного приказа не было. Во всяком случае, его не нашли.
— Мне нужно было убить ее прямо тогда, — пробормотала Апсалара.
Скрипач недоуменно посмотрел на Крокуса. Уроженец Даруджистана лишь покачал головой.
— Послушай, Апсалара, ты и о восстании в Арене можешь знать лишь по чужим рассказам. Ты же тогда была совсем маленькой.
— Понимаю, это звучит глупо и странно, но… я помню. Меня… послали в Арен… разузнать, что же там произошло. Я… я тогда поспорила с Угрюмой. Кроме нас, в комнате никого не было. Только Угрюмая и… я.
Наконец путникам удалось добраться до противоположного конца площади. Скрипач остановил коня и долго глядел на Апсалару.
— Конечно, тебя там не было. Но там был Веревка, бог ассасинов. Это он завладел твоим сознанием. Но твои воспоминания принадлежат не ему. Они принадлежат…
— Танцору.
Услышав это имя, Скрипач понял, что Апсалара говорит правду.
— У Веревки тогда было другое имя — Котиллион. Клобук нас побери, как же мы раньше не додумались? Никто не сомневался, что императора и Танцора убили… Это сделала не Ласэна. Их убили преданные ей «когти». Но куда Ласэна дела их тела? Никто не знает.
— Получается, Танцор остался жив, — морща лоб, произнес Крокус. — Он поднялся на ступень Властителей и сделался богом магического Пути Тени.
Апсалара молчала. Она слушала, намеренно сохраняя на лице полное равнодушие.
Скрипач мысленно ругал себя за непростительную тупость.
— Вскоре после этого в колоде Драконов появился новый Дом — Дом Тени. И двое новых Властителей: Котиллион… и Повелитель Теней.
У Крокуса округлились глаза.
— Получается, что Повелитель Теней — это… Келланвед. Их обоих не убили. Они спаслись через восхождение.
— И попали в мир Тени, — язвительно усмехаясь, досказал Скрипач. — Там они стали пестовать мысли о возмездии. Все их замыслы привели к тому, что Котиллион завладел сознанием обыкновенной деревенской девчонки с Итко Кана, надеясь с ее помощью… не сразу, конечно, добраться до Ласэны. Однако его замысел провалился. Что скажешь, Апсалара?
— Ты прав, — бесстрастно подтвердила она.
— Но почему тогда Котиллион не раскрыл нам свое истинное лицо? — почти закричал Скрипач. — Бурдюку, Каламу, Дуджеку? Он же всех их прекрасно знал. Или у этого мерзавца сразу же память отшибло? А ведь они все были его друзьями.
Апсалара вдруг заливисто расхохоталась, удивив своих спутников.
— Я могла бы соврать и сказать, что он стремился защитить вас всех. Но хочешь знать неприкрытую правду, «сжигатель мостов»?
— Говори, — прорычал Скрипач, чувствуя, как его лицо заливается краской.
— Танцор доверял всего двоим. Одним из них был Келланвед. Другим — Дассем Ультор, первый меч империи. Если тебе это больно слышать, прости меня, Скрипач. Но ты хотел узнать правду. Я много думала об этом. Мне кажется, что нынешний Котиллион не доверяет никому. Даже Повелителю Теней. Император Келланвед и… Властитель Келланвед, ставший Повелителем Теней… они сильно отличаются друг от друга.
— Какой же он был дурак, — сплюнул Скрипач, подбирая поводья.
В улыбке Апсалары сквозила странная грусть.
— Давайте-ка поскорее выбираться из этого проклятого города, — предложил Крокус.
Путь от площади до южных ворот Гданисбана был недолгим и, как ни странно, очень спокойным. На город опускались сумерки. Где-то поблизости горели дома, и вскоре у всех троих заслезились глаза и запершило в горле. Волна слепой мести стихала. Наступало время прозрения, наполненное ужасом и стыдом за содеянное.
«Мы пожинаем плоды того, что сами когда-то посеяли», — думал Скрипач.
Крокус как-то спросил его: «А кто дал империи право вторгаться в Семиградие?» Тогда он посмеялся над этим вопросом как над мальчишеской глупостью. Нет, Крокуса глупым не назовешь. Он задал опасный вопрос. Если позволить себе размышлять об этом, поневоле приходишь к выводу, что многие годы ты занимался грязным ремеслом. Наверное, император подобных вопросов себе не задавал. Он привык действовать. Келланвед и сейчас действовал бы решительно и быстро. Вихрь Дридж-ны? Император задушил бы этот вихрь в зародыше.
Почерневшие от копоти южные городские ворота никто не охранял. Дальше начинались просторы Панпотсун-одхана. С запада тянулась горная гряда, отделявшая эту пустыню от священной пустыни Рараку.
В сиреневом небе заблестели первые звезды.
— В двух лигах от Гданисбана есть деревушка, — нарушил долгое молчание Скрипач. — Если нам повезет, там мы найдем кров и ночлег. Думаю, до нее они еще не успели добраться. Пока не успели.
— Скажи, Скрипач: а если бы Калам знал про… Танцора… то есть про Котиллиона…
— Да, парень, тогда бы он увез Апсалару с собой.
Дальнейший разговор был прерван неистовым хлопаньем крыльев и громкими писками. Откуда-то с неба на Крокуса упал темный комочек и вцепился парню в волосы.
— Ну вот и Моби объявился, — сказал Скрипач, которого тоже напугало внезапное появление крылатой обезьянки. — Похоже, малышу досталось.
Крокус взял Моби на руки.
— Да он весь в крови!
— Не волнуйся. Это-то как раз пустяки, — заявил Скрипач.
— Почему пустяки?
Сапер усмехнулся.
— Ты когда-нибудь видел, как бхокаралы спариваются?
— Скрипач, за нами погоня, — вмешалась Апсалара.
Сапер привстал в стременах и оглянулся. Вдали клубилось облачко пыли. Скрипач выругался.
— Гралийский клан. Так я и думал.
— Наши лошади устали, — напомнила ему Апсалара.
— Других пока нет. Посмотрим, что нам удастся найти в той деревушке.
Там, где сходились три теснины, Калам свернул с дороги и пересек узкий оросительный канал. Он помнил все дороги и тропинки Рараку; эта память осела у него не только в мозгу, но и в костях.
«Как все изменилось», — подумал он.
Следом пришла другая мысль: «Это только на первый взгляд. Стоит присмотреться — и все как когда-то».
Среди бесчисленных троп, перерезающих холмы, настоящими были лишь единицы. Остальные намеренно уводили подальше от редких колодцев и источников, а без воды солнце Рараку превращалось в смертельно опасного попутчика. Карта пустыни, которую он десятки лет хранил в памяти, теперь вновь разворачивалась перед его глазами. Он узнавал каждую примету: вершину холма, причудливо наклоненный камень, изгибы сухих русел. Он как будто никогда не покидал Рараку. В этих просторах служба в имперской армии казалась Каламу чем-то призрачным, похожим на сон. А здесь он был дома. Сын пустыни, готовый вновь послужить священной земле.