Размахнувшись, он швырнул голову Гэсаны в толпу. В воздухе повисли капельки крови. Из того места, куда упала голова, послышался душераздирающий вопль.
К цепи узников возвращались солдаты. Следом за ними, все так же медленно, двигались «красные мечи», тесня оцепеневших горожан. Словно в отместку за нарушенный порядок, солдаты и всадники восстанавливали его ударами мечей и копий. Когда первые жертвы распластались на мостовой, толпа бросилась врассыпную.
По подсчетам Фелисины, к моменту выхода из Восточных ворот в цепи было около трехсот человек. Сейчас тех, кто мог держаться на ногах, осталось не больше сотни. Многие лежали неподвижно или корчились от боли. В иных скобах болтались оторванные по локоть руки.
— Вовремя явились, медноголовые, — презрительно бросил Бодэн, щурясь на приближающихся солдат.
Геборий сердито сплюнул. Глаза его пылали гневом.
— Что, Бодэн? Думал, толпа тебя вызволит? Хотел задобрить оборванцев, погубив чужую жизнь? Солдаты так и так разогнали бы это отребье, и старуха могла бы остаться в живых.
Бодэн медленно повернул к нему окровавленное лицо.
— Остаться в живых? Ради чего, жрец?
— Ты взял на себя право решать, сколько ей жить? Подумал, что она все равно не выдержит плавания?
— Терпеть не могу заключать сделки со всякой швалью, — с расстановкой произнес Бодэн.
Фелисина смотрела на три фута цепи, отделявшей ее от Бодэна. Ей не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем. Ей вообще не хотелось думать.
— Довольно сделок, Бодэн, — неожиданно для себя сказала она разбойнику.
Бодэн сощурился. Слова этой девчонки, которая была не в его вкусе, почему-то задели его.
Геборий тоже посмотрел на Фелисину. Поймав на себе взгляд историка, она отвернулась, охваченная смешанным чувством бунтарства и природный стыдливости.
Тех, кто мог двигаться, солдаты вывели за городские стены и погнали дальше — по Восточной дороге, которая оканчивалась у портового городишки с выразительным названием Горемыка. Там их уже поджидали адъюнктесса Тавора со свитой и невольничьи суда, готовые отплыть в Арен.
Крестьяне, стоявшие вдоль дороги, не плевались и не швыряли камней. Тупая опечаленность — так оценила Фелисина выражение на их лицах. Она не знала, чем вызвана их печаль. Фелисина убедилась, что очень многого не знает. Но синяки и ссадины на ее нагом теле говорили ей, что жизнь уже начала восполнять этот пробел.
КНИГА ПЕРВАЯ
Рараку
ГЛАВА 1
1164 год сна Верны
Десятый год правления императрицы Ласэны
Шестой год семилетия Дриджны (Откровения)
Вращающийся столб песчаной пыли удалялся в просторы Панпотсун-одхана — пустыни, где нет дорог. Еще немного — и он станет призрачным. Сидя на кромке плоской, выветренной горы, Маппо Рант смотрел ему вслед. Глубоко посаженные беспокойные глаза трелля были одного цвета с песком, почти не выделяясь на бледном скуластом лице. В волосатой руке Маппо держал зеленый клин эмрага — местного кактуса, который он ел, не обращая внимания на ядовитые колючки. Стекавший сок окрашивал подбородок в голубоватый цвет. Откусив очередной кусок, Маппо принялся медленно жевать.
Икарий, сидящий рядом, развлекался тем, что бросал вниз камешки. Вот еще один голыш, подпрыгивая, понесся по каменистому склону. Поношенное одеяние странника духа давно утратило свой первоначальный оранжевый цвет. Солнце пустыни изменило и серую кожу Икария, сделав ее оливково-зеленой, будто кровь его отца откликнулась на древний зов этих земель. Длинные, заплетенные в косичку черные волосы были мокрыми от пота.
Маппо выковырял из передних зубов сплющенную колючку.
— Твоя одежда совсем выгорела, — сказал он, готовясь снова приложиться к кактусу.
— Теперь это не имеет значения, — пожал плечами Икарий. — Особенно здесь.
— Даже моя слепая бабка не вынесла бы твоего наряда. Помнишь, как в Эрлитане все на нас пялились? Танносы, как ты заметил, низкорослые и кривоногие.
Маппо повернулся к другу.
— В следующий раз найди себе племя, где твой рост не будет колоть глаза.
На морщинистом, обветренном лице Икария мелькнула тень улыбки, затем оно вновь приобрело бесстрастное выражение.
— Кто узнал нас в Семиградии, узнает и здесь. Остальные, быть может, удивятся нам, и только.
Кивком головы Икарий указал в сторону порядком удалившегося песчаного столба.
— Что ты видишь, Маппо?
— Плоскую голову, длинную шею. Тело черное и сплошь волосатое. Если только это, вполне сойдет за одного из моих дядьев.
— Но там не только это.
— Там еще есть одна передняя нога и две задних.
Икарий задумчиво почесал нос.
— Нет, это явно не твой дядя. Может, апторианский демон?
Маппо медленно кивнул.
— Похоже, все это было несколько месяцев назад. Наверное, Повелитель Теней что-то учуял и послал своих ищеек…
— А что еще ты скажешь мне про этого?
Маппо усмехнулся, обнажая крупные клыки.
— Крошка слишком далеко отсюда. Ручная зверюшка у Шаик.
Он доел кактус, обтер широкие ладони и встал. Поглядев вниз, Маппо поежился и стал по-кошачьи выгибать спину. Ночь он проспал на месте, где под песком скрывалось несчетное множество узловатых корней. Треллю казалось, что его мышцы запомнили все изгибы и узлы. Потом он протер глаза и оглядел свою ветхую, покрытую коркой грязи одежду.
— Говорят, где-то неподалеку отсюда есть колодец, — вздохнув, сказал Маппо.
— И куча солдат Шаик вокруг.
Маппо что-то буркнул себе под нос.
Икарий тоже встал и посмотрел на своего давнишнего спутника. Даже для трелля Маппо был весьма рослым и плечистым. Плечи украшали длинные черные волосы. Глядя на длинные жилистые руки Маппо, с трудом верилось, что им уже тысяча лет. Да, годы…
— Можешь его выследить? — спросил Икарий.
— Если тебе нужно, могу.
Икарий поморщился.
— Дружище, сколько мы с тобой знакомы?
— Много. А почему ты спрашиваешь?
— Когда тебе чего-то не хочется делать, я сразу чувствую это по голосу. Тебя тревожит моя просьба?
— Меня тревожит любой куст, за которым могут прятаться демоны. И ты это знаешь, Икарий. Маппо пуглив, как заяц.
— Но я сгораю от любопытства.
— Знаю.
Странная пара вернулась к месту привала, устроенного между двумя остроконечными выветренными скалами. Торопиться было некуда. Икарий уселся на плоский камень и стал тщательно смазывать свой боевой лук. Этим он предохранял роговое дерево от высыхания. Удовлетворившись состоянием лука, Икарий принялся за меч. Он извлек старинное оружие из кожаных ножен, скрепленных бронзовыми обручами, растер масло по точильному камню и принялся править кромку меча.
Маппо разобрал их шатер и, кое-как свернув, запихнул в большой кожаный мешок. Следом он затолкал туда нехитрую утварь и подстилки. Завязав тесемки, трелль взвалил мешок на плечо и двинулся туда, где ждал Икарий. Смазанный лук с заново натянутой тетивой висел у него на плече.