— Знаете, Кульп, можно тысячу раз умереть в учебном бою, и все это будет пустяком. В настоящем сражении погибают только один раз. Не жалейте солдат Седьмой, Кульп. Пусть ваши штучки выжмут из них все соки. Покажите Кольтену, на что способна Седьмая армия. Я советую вам этим же вечером поговорить с командирами взводов. Пусть завтра солдаты добьются невозможного. Я поговорю с Кольтеном, чтобы он дал им день отдыха. Поверьте, настоящих солдат он ценит.
— Почему вы в этом так уверены? — спросил боевой маг. «Потому что времени остается все меньше, а Кольтену нужны умелые, обученные воины».
— Покажите вашу выучку. Об остальном я позабочусь сам.
— Хорошо. Обещаю вам придумать новые каверзы.
Капрал Лист «погиб» в первые же минуты учебного сражения. Балт был предводителем толпы мародеров, бесчинствующей на главной улице разрушенного города. Он самолично влепил капралу ощутимую затрещину, после чего тот без сознания свалился в уличную пыль. Бывалый воин нагнулся, перекинул Листа через плечо и вынес с «поля боя».
Ухмыляясь, Балт поднялся к тому месту, откуда Кольтен с несколькими офицерами наблюдали за ходом учебного сражения. Там он остановился и молча опустил капрала возле ног наместника. Дюкр горестно вздохнул.
— Эй, лекарь! — крикнул Кольтен. — Займись парнем!
Подбежал один из армейских лекарей и опустился на корточки перед капралом.
Кольтен поискал глазами Дюкра.
— Что-то я не вижу никаких обещанных перемен, — сказал он имперскому историку.
— Сражение только началось, господин Кольтен.
Виканец хмыкнул и вновь повернулся к запыленным монастырским развалинам. Там сейчас было жарко и солдатам Седьмой армии, и виканцам. Появились настоящие раненые, хотя и не сильно. Кое у кого была сломана рука или нога.
Балт вертел в руках здоровенную дубину — «оружие» мародера.
— Рано делаешь выводы, Кольтен, — сказал он. — Сегодняшний бой отличается от прежних.
Пострадавших виканцев было заметно больше, чем солдат Седьмой армии, и с каждой минутой эта пропорция только увеличивалась. Малазанцам впервые удалось повернуть ход сражения в свою пользу.
Кольтен велел подать ему лошадь. Он прыгнул в седло, бросив Балту:
— Оставайся здесь, дядя. А где мои копьеносцы?
Наместник нетерпеливо дожидался появления четырех десятков всадников. Их боевые копья были обмотаны кусками кожи. Правда, от этого копья не становились менее опасными. Дюкр знал, что даже затупленным концом можно легко переломать кости.
Дождавшись копьеносцев, Кольтен повел их к развалинам. Балт сплюнул в пыль.
— Своевременно, — сказал он.
— Вы о чем? — спросил Дюкр.
— Седьмая наконец-то заслужила подкрепление. Кольтен целую неделю ждал, когда ваши малазанцы по-настоящему озвереют, и не торопился вводить копьеносцев в бой. А ваши только кисли. Кто ж им добавил такой прыти? Уж не ты ли? Тогда берегись, историк, не то Кольтен быстро сделает тебя капитаном.
— Мне лестно отнести это на свой счет, но здесь заслуга не моя, а Кульпа и взводных сержантов, — ответил Дюкр.
— Так им помогает Кульп? Тогда понятно, как они добились перевеса.
Имперский историк покачал головой.
— Кульп выполняет приказы Кольтена. Если вы ищете причину поражения виканцев, маг здесь ни при чем. Начнем с того, что Седьмая армия решила показать свою настоящую боевую злость.
— Допустим, — сощурил свои темные глазки Балт.
— Я слышал, как Кольтен назвал вас дядей.
— Назвал. Ну и что?
— Так вы и в самом деле его дядя?
— Кто? Я?
Дюкр прекратил расспросы. Он уже кое-что понимал в особенностях виканского юмора. Балту нужно было бы задать еще полдюжины подобных вопросов, чтобы наконец вытянуть из него ответ.
Из-за серой пелены появилось два десятка «беженцев». У них была странная, спотыкающаяся походка, ибо каждый сгибался под тяжестью непомерного груза: шкафа, комода, сундука с провизией, канделябров или старинных доспехов. Их с двух сторон окружали солдаты Седьмой армии. Они смеялись, кричали и колотили мечами по щитам.
Балт тоже усмехнулся.
— Когда увидишь Кульпа, историк, передай ему мои поздравления. Хорошо сработано.
— Думаю, Седьмая армия честно заработала день отдыха, — сказал Дюкр.
Виканец сдвинул свои жидкие брови.
— Всего за одну победу?
— Они должны прочувствовать вкус победы, господин Балт. Да и лекарям найдется дело: кое у кого раны нешуточные. Не заниматься же всем этим, когда настанут жаркие дни.
— А они настанут скоро. Правда, историк?
— Да, — кивнул Дюкр. — И Сормо Энат согласился бы со мной.
Балт опять плюнул в пыль.
— Мой племянник возвращается.
Кольтен и его копьеносцы служили прикрытием для солдат Седьмой армии. Многие из них тащили в руках или волокли за собой чучела беженцев. Все говорило о том, что Седьмая армия одержала сегодня полную победу.
— Никак я видел улыбку на лице Кольтена? — спросил Дюкр. — Совсем мимолетную, но, по-моему, я ее видел.
— Ты явно ошибся, — прорычал Балт.
Но Дюкр, уже знакомый с особенностями виканцев, уловил в его голосе шутливые нотки.
— Передай солдатам Седьмой армии, историк: они заслужили день отдыха.
Скрипач сидел в старом саду, окружавшем колодец и каменную полукруглую скамью. Сквозь густые ветви пробивались лишь редкие звезды. Луны не было. Сапер вскинул голову.
— Молодец, парень. Умеешь подкрадываться почти бесшумно.
Крокус постоял у него за спиной, затем тоже сел.
— Допустим, ты не ждал, что он так с тобой обойдется, — сказал Крокус.
— Ты считаешь, он поступил нечестно?
— Со стороны это выглядит так.
Скрипач не ответил. Из зарослей выпорхнула ризанская ящерица, привлеченная бабочками-плащовками, которые вились над колодцем. Прохладный ночной воздух отравляло зловоние помойной ямы по другую сторону стены.
— Апсалара переживает, — сказал Крокус.
Сапер покачал головой: «Она переживает!»
— Мы не пытали пленных, — сказал он.
— Апсалара ничего не помнит.
— Зато я помню, парень. Такие воспоминания из памяти не вытравишь.
— Но ведь она — просто девчонка из рыбачьей деревни.
— Большую часть времени — да. Только иногда…
Скрипач мотнул головой, не закончив фразу. Крокус вздохнул и заговорил о другом.
— Значит, это не было частью замысла? Калам по собственному выбору решил все переиграть? Да?
— Это называется голосом крови, парень. Не забывай: Калам родился и вырос в Семиградии. Ему захотелось встретиться с Шаик — пустынной ведьмой. Ее еще называют Рукой Дриджны.
— Ну вот, теперь ты принимаешь его сторону, — с тихим отчаянием произнес Крокус. — Совсем недавно ты почти обвинял Калама в предательстве.
Скрипач поморщился.
— Трудные сейчас времена, парень. Ласэна объявила нас предателями, но разве от этого мы перестали быть солдатами империи? Ласэна и империя — понятия разные.
— Что-то я не вижу особой разницы.
— Спроси нашу девчонку. Может, она тебе лучше растолкует.
— Но ведь вы с Каламом ждете восстания. Я так понял, оно вам даже на руку.
— Только это не значит, что мы собирались собственными руками поднять вихрь Дриджны. Калам хочет быть в гуще событий. Что ж, такой у него характер. Судьба неожиданно пошла ему навстречу. В книге Дриджны, если верить легендам, заключено сердце богини вихря. Чтобы началась Дриджна — как здесь называют Откровение, — книгу должна открыть пророчица Шаик. Только она, и никто другой. Калам сознает, что путешествие может стоить ему жизни, однако он готов передать Шаик эту проклятую книгу. Власть Ласэны шатается. Восстание в Семиградии нанесет ей ощутимый удар. Скажем Каламу спасибо за то, что он отправится к этой ведьме один и не потащит туда нас.
— Ну вот, ты опять его защищаешь. Вы же собирались убить Ласэну, а не влезать в здешние мятежи. Я до сих пор не понимаю, зачем мы приплыли в Семиградие.