— Ты когда-нибудь видел, как бхокаралы спариваются?
— Скрипач, за нами погоня, — вмешалась Апсалара.
Сапер привстал в стременах и оглянулся. Вдали клубилось облачко пыли. Скрипач выругался.
— Гралийский клан. Так я и думал.
— Наши лошади устали, — напомнила ему Апсалара.
— Других пока нет. Посмотрим, что нам удастся найти в той деревушке.
Там, где сходились три теснины, Калам свернул с дороги и пересек узкий оросительный канал. Он помнил все дороги и тропинки Рараку; эта память осела у него не только в мозгу, но и в костях.
«Как все изменилось», — подумал он.
Следом пришла другая мысль: «Это только на первый взгляд. Стоит присмотреться — и все как когда-то».
Среди бесчисленных троп, перерезающих холмы, настоящими были лишь единицы. Остальные намеренно уводили подальше от редких колодцев и источников, а без воды солнце Рараку превращалось в смертельно опасного попутчика. Карта пустыни, которую он десятки лет хранил в памяти, теперь вновь разворачивалась перед его глазами. Он узнавал каждую примету: вершину холма, причудливо наклоненный камень, изгибы сухих русел. Он как будто никогда не покидал Рараку. В этих просторах служба в имперской армии казалась Каламу чем-то призрачным, похожим на сон. А здесь он был дома. Сын пустыни, готовый вновь послужить священной земле.
Солнце и ветры Рараку оставляли свои отметины не только на камнях. Пустыня проникала в душу каждого, кто сюда попадал. Здесь прошли особую закалку три роты, которых впоследствии стали называть «сжигателями мостов».
«Мы и не могли придумать себе другого названия. Рараку выжгла наше прошлое, превратив все, что было прежде, в горстку пепла».
Калам ехал по осыпи. Конь медленно взбирался на склон, выбрасывая камни из-под копыт. Этот путь (истинный путь) пролегал вдоль горной гряды. Чем дальше к западу, тем все ниже она становилась, пока не исчезала совсем.
Над головой сверкали звезды. Неяркий лунный свет серебрил известняк утесов. Впереди показались развалины двух сторожевых башен. Калам направил коня туда. Вскоре под копытами затрещали обломки кирпичей и черепков. Мимо с легким шелестом крыльев проносились ризанские ящерицы. Калам чувствовал: он вернулся домой.
— Стой! Ни шагу дальше! — предупредил хриплый голос.
Улыбаясь, Калам остановился.
— А ты дерзок, путник, — продолжал голос. — Конь песчаного цвета, красная телаба…
— Я именно тот, кого вы ждете, — спокойно ответил Калам. Он понял, откуда исходит голос. Говоривший скрывался в тени левой башни, в том месте, где когда-то был колодец. Человек держал наготове арбалет, но это не испугало ассасина. Калам мог бы спокойно увернуться от стрелы, а вот стрелок от его кинжалов — едва ли. Пусть покомандует.
— Разоружить его, — приказал человек с арбалетом.
И сейчас же чьи-то могучие руки впились Каламу в запястья и стащили с коня. Когда ассасин, бормоча проклятия, оказался на земле, те же руки довольно грубо развернули его лицом вниз. Каламу стало тяжело дышать.
Человек с арбалетом покинул укрытие и подошел ближе. Он что-то сказал возбужденно храпящему коню, и тот успокоился. Калам слышал, как незнакомец развязывает и снимает его седельную сумку.
— Это все-таки он, — тихо сказал человек с арбалетом.
Его спутник убрал руки. Кряхтя, Калам перевернулся на спину. Над ним стоял великан, лицо которого покрывали узоры татуировки. В лунном свете они казались крошечными осколками стекла. Волосы были заплетены в длинную косицу. Калама удивила его кольчуга, сделанная словно из ракушек. На плечи великана был накинут плащ из шкуры бхедрина. Из ножен выступал деревянный меч с каменной рукояткой. Широкий пояс, застегнутый у самых чресл, украшали весьма странные предметы, напоминавшие высушенные шляпки грибов. Роста в незнакомце было не менее семи футов. Из-за мускулистого туловища он казался более широкоплечим, чем на самом деле. Плоское лицо великана оставалось бесстрастным. Калам сел.
— Попахивает магией, — пробормотал он.
Человек, который вместо арбалета держал теперь в руках книгу Дриджны, услышал его шепот и презрительно усмехнулся.
— Ты было решил, что ни один смертный не в состоянии бесшумно подкрасться к тебе. Когда это случилось, ты торопишься объяснить свою неудачу магическим вмешательством. Но ты ошибся. Мой спутник — он из тоблакаев — бывший раб, бежавший с Лидеронских высот в Генабакисе. За свои семнадцать лет он убил более сорока врагов. Их уши он носит на поясе.
Человек протянул Каламу руку.
— Мы давно тебя ждали, посланник. Теперь наше долгое ожидание окончилось. Добро пожаловать в Рараку.
Морщась, ассасин принял протянутую руку и удивился, с какой легкостью его подняли и поставили на ноги.
— Я принял вас за разбойников, — сказал Калам, отряхивая телабу.
Незнакомец звучно рассмеялся.
— Как видишь, мы не разбойники. Я — Леом, командир телохранителей Шаик. Мой спутник предпочитает не называть своего имени, так что зови его просто тоблакаем. Шаик велела нам встретить тебя.
— Спасибо за встречу, — огрызнулся Калам. — Но книгу Дриджны я должен передать только самой Шаик.
Леом (судя по одежде и манере речи, он был уроженцем пустыни) протянул книгу Каламу.
— Я не оспариваю твоего права.
Ассасин взял книгу.
— Я готова принять от тебя книгу Дриджны, посланник, — произнес женский голос.
Калам медленно закрыл глаза. Появление Шаик было слишком неожиданным, и ему требовалось некоторое время, чтобы совладать с собой. Потом он открыл глаза.
Перед ним стояла невысокая желтокожая женщина. От нее распространялись волны магической силы. Эта сила обостряла все запахи: запах песка, дорожной пыли, пота и крови. Простое и внешне невыразительное лицо женщины было густо покрыто морщинами. Калам попытался определить ее возраст. Наверное, лет сорок, а может, и того меньше. Жизнь в Рараку довольно рано старила людей.
Припав на одно колено, Калам протянул ей книгу.
— Прими же, Шаик, книгу Дриджны, — сказал он.
«И море крови в придачу. Сколько невинных жизней нужно еще погубить, чтобы низвергнуть Ласэну? Клобук меня побери, что же я наделал?»
Книга перешла в хрупкие руки Шаик.
— Как ей досталось, — прошептала пророчица.
Ассасин медленно встал. Шаик, наморщив лоб, водила пальцем по кожаному переплету.
— Неудивительно, ведь ей тысяча лет, — продолжала Шаик, будто разговаривая сама с собой.
Калам молчал, ожидая, что будет дальше.
— Спасибо тебе, посланник. Вольешься ли ты теперь в отряд моих воинов? Я ощущаю, что ты весьма искусен в ратном ремесле.
Калам поклонился.
— Нет, пророчица. Моя судьба зовет меня в иные места.
«Беги, Калам, пока тебе не пришлось испытать на себе хватку ее телохранителей. Беги, пока сомнения не сгубили тебя».
Темные глаза Шаик сощурились, разглядывая Калама.
— Ты хорошо прячешь свои намерения, но кое-что о них я сумела узнать. Что ж, не стану тебя удерживать. Путь на юг тебе открыт. Более того, я дам тебе провожатого.
— Благодарю, пророчица, но это лишнее. Мне не нужен провожатый.
— Позволь мне решать, что тебе нужно в странствиях по пустыне.
Она махнула рукой, и из темноты показалось нечто большое и неуклюжее, чему Калам не сразу нашел название.
— Пророчица! — предостерегающе шепнул ей Леом.
— Ты смеешь сомневаться в моих силах? — насмешливо бросила ему Шаик.
— Тоблакай один стоит целой армии, и мои силы еще не исчерпаны. Однако, пророчица…
— С самого детства меня не оставляло одно видение, — резким голосом прервала его Шаик. — Оно повторялось. Я тысячу раз видела это мгновение, Леом. На рассвете я открою книгу Дриджны и подниму священный вихрь. Он окутает меня, но затем я выйду из него… обновленной. «Мудрость выбьет мечи из рук». Так говорит вихрь. Как молодо звучат эти древние слова. Одна жизнь прожита целиком, другая нет. Я все это видела, Леом.
Она замолчала, будто собираясь с мыслями.