Олег попытался представить, как он выглядит их глазами. Обычный усталый смерд в длинном кафтане с замызганными глиной полами. Ремень через плечо, нож в руках. Невинный прохожий, чего придираться? Так ведь нет, все едино смерти ищут. Нехорошо...
А еще он мысленно вознес благодарность лесному зверю, напугавшему его так, что уже несколько дней Середин не выходил за пределы деревни без пластинчатого, кованного из булатной стали доспеха.
– Добром пойдешь? – еще раз переспросил, подходя ближе, бородач.
– Нет, конечно, – расплылся в улыбке Олег.
– Пойдешь! – широко размахнулся разбойник.
Дубины – как и топоры, и топорики, и кистени, и нунчаки, и палицы, и шестоперы – при всей своей убийственности имели один недостаток: все они требовали хорошего замаха. И тем самым давали фору в несколько мгновений жертвам атаки. Ведун этот шанс не упустил, сделав быстрый шаг вперед – бородач, осознав ошибку, успел округлить глаза, вскинуть перед глазами растопыренную пятерню, но остановить быстрого ножа, входящего в живот, не успел. Середин провернул клинок в ране, дабы уж точно сделать ее смертельной, выдернул косарь и отступил.
– Дядя!!! – издал вопль ужаса мальчишка и упал перед умирающим татем на колени. – Дядя, дядюшка, нет, не нужно! Дядь, не умирай!
Душегуб лишь хрипел в ответ, роняя с губ розовую пену. На вопли паренька из дома на крыльцо выскочили еще двое мужиков, и Середин понял, что разбойников даже меньше, чем он думал.
Тати замерли. Вскочили те, что сидели у костра, отпустили лошадей конюхи, замерли, прислушиваясь, бандиты у ручья.
– Дядя, дядя, – обливаясь слезами, уговаривал мертвеца Синеус. – Дядя, не уходи.
– Как это, «не уходи»? – поморщился ведун. – Твой дядя был грабителем. А грабители бывают хорошими, только когда им распарывают животы или вешают на осинах.
– Подлая тварь!!! – Паренек кинулся на Олега с ножом, но его клинок лишь чиркнул по броне у живота. Середин же аккуратно вонзил косарь ему под лопатку и уложил на спину в густую траву.
– Бей его, мужики!!! – заорал тать в красной косоворотке, подхватил палицу и кинулся на ведуна.
– Наконец-то, – облегченно выдохнул Середин. Избивая беззащитных людишек, пусть и уголовников, воображающих себя героями, он все же испытывал бы муки совести. Драться в открытом поединке было для его души куда проще. Один к десяти – разве это не честно?
– Н-на-а!!! – Краснорубашечный бандит замахнулся палицей из-за головы.
Середин скользнул навстречу, чиркнул остро отточенным косарем по его животу и тут же нырнул в сторону, кинул подобранной дубиной бородача в сторону костра, сам устремился к крыльцу, метнул перед собой нож. Пара бандитов, одетых лишь в рубахи и даже не опоясанных, пригнулись, спасаясь от косаря, а ведун дернул из-за спины саблю и широким взмахом полосонул их по бритым макушкам. Брызнула кровь, Олег же подобрал оставленный бородачом топорик, поспешил к костру. Как он и ожидал, один из бандитов по инерции все еще продолжал крутить вертел, второй выдернул из-за пояса топор. Но топору для удара требуется замах – поэтому сперва ведун подрубил ноги вертельщика, потом вскинул навстречу второму бандиту топорик, и в тот миг, когда два топора с лязгом столкнулись, быстро кольнул душегуба саблей в грудь.
Это и было главным отличием меча от топора, дубины или кистеня. Теми можно только бить с размаху. Клинок же умел и рубить, и колоть, и резать.
Ведун поспешил навстречу «лошадникам». Подставил древко топорика под удар одного, кольнул в живот, да с проворотом, ринулся на другого. Тот тоже бил из-за головы, а поразить таким ударом противника, в прыжке оказавшегося почти вплотную, невозможно. Ведун же прижал лезвие сабли плотно к груди врага, да еще нажал на обух левой рукой, рванул рукоять – и тать осел на землю, заливаясь кровью.
Середин облегченно выдохнул: схватка пронеслась с такой стремительностью, что троица у ручья не успела не то что принять участие, но даже толком понять происходящее. Однако они все равно были душегубами, членами общей банды и не имели права на существование.
– Шевелитесь, кретины, – посоветовал Олег. – Зарежу ведь по одному.
Ведун подошел к костровому и вогнал саблю почти по рукоять ему в спину. Разбойники не поняли намека, и вместо того чтобы приготовить оружие и кинуться разом, побежали вверх по склону по одному. Первый с дубиной – Олег даже не парировал удара, он лишь отклонился в сторону, позволив гвоздям скользнуть по левой части груди, и вогнал саблю в грудь негодяя. Тут же отступил, спасаясь от удара топора, быстро выбросил лезвие вперед, распарывая горло наклонившегося вслед за оружием бандита, шарахнулся влево, поймал падающий сверху широкий плотницкий топор древком топорика бородача, подрубил сжимающую оружие руку и уже вторым ударом снес голову разбойнику.
Медленно выдохнул, оглядываясь и продолжая держать оружие наготове.
Однако над поляной повисла тишина, не разрываемая даже стонами раненых: удары опытного воина оказались все до единого смертельны.
– Ква, вопрос закрыт, – решил ведун после пары минут ожидания, спрятал клинок в ножны и осмотрел свой костюм. Как оказалось, тати дрались достаточно умело. Кафтан оказался порван сразу в четырех местах: на груди, на спине и по бокам. Если бы не ратный доспех, вполне могли бы и победить. Но удары оказались скользящие, не способные пробить кованые пластинки доспеха.
– Зато их было немного больше, – подвел итог Олег, снял испорченный кафтан и отбросил в кусты. – Так что все честно. Эй, девки! Вы где?!
Две девицы, ожидавшие окончания стычки возле своих колышков, подошли ближе к крыльцу.
– Лошадей запрягайте, дуры. Загляните в дом, пройдите по поляне и окрест, поищите, чего есть ценного. Все, что найдете, бросайте на телеги. Здешним добрым молодцам это уже ни к чему...
Обшарив дом и чердак, Олег и недавние пленницы нашли восемь тюков разных тканей, изрядное количество не насаженных на рукояти топоров, бочонок скоб и целую бухту толстой веревки. Из вырытого у самого ручья погреба выгрузили десятка три тяжелых деревянных бочонков с неизвестным содержимым, пяток окороков, короб копченой рыбы, еще изрядно копченых куриных полтей, пластов соленого мяса и прочих съестных припасов. Возможно, где-то поблизости было спрятано и награбленное серебро, но его Середин так и не нашел.
Уже в сумерках тяжело груженный обоз из пяти телег тронулся в путь, чтобы, обогнув лес через тракт и одолев около пяти верст пути, прибыть в Чалово уже после рассвета.
Встречать телеги выбежала половина селения. Как бабы, так и мужики, которые за минувшие полмесяца заметно оживились и стали проявлять интерес к жизни. Беляна, увидев Середина, похоронно взвыла, пустила слезу и кинулась обнимать и целовать:
– Живой, мой суженый, живой, мой родной! Уж чего я не передумала, чего не перебоялась. Все глаза выплакала, все волосы выщипала...
– Откель сие взялось, знахарь? – хмуро поинтересовался один из мужиков. – Сказывают, шалит кто-то временами на нашем тракте.
– Больше не будет, – прижав к себе заплаканную простоволосую селянку, пообещал ведун. – Попались тати мне на саблю вместо искомого колдуна. Пришлось побить. Вы вон девиц расспросите подробнее. Они у душегубов в невольницах оказались. А я так, только порубал. Толком и не знаю ничего.
– Сколько же их там случилось, подлых людишек? – спросила Забава, выскочившая из дома в одной исподней рубахе и широком пуховом платке.
– С дюжину набралось. Ну да и леший с ними. Вот путники, татями погубленные, без погребения в яме лежат. Хорошо бы их достойно тризной проводить. Муку ведь безвинную приняли.
– Видать, судьба их такая, – стянул мужик шапку с головы.
– А еще не мешает логово душегубов еще раз осмотреть, мало ли добро какое осталось, – намекнул ведун. – Я ведь второпях сбирался. Коли невинных земле предать пойдете, так заодно и схрон бандитский осмотрите. Может, кстати, и сам сруб кому пригодится. Токмо тогда татей куда-нибудь в болотину скинуть нужно, дабы не смердели.
– То верно, грешно без погребения души невинные оставлять, – оживились деревенские. – Сходим, отдадим долг последний. А как путь-то к дому душегубов найти?