...Собирал (записывал) отец материал по этнографии (уж очень колоритно одеты были крестьяне на рынке), интересовался местным диалектом. Некоторые ученики квартировали у хозяев. Они привозили учителю записи собранных за лето диалектных слов. Сохранилась часть коллективной тетради (24 страницы).
...Отец и дома любил декламировать или читать вслух то, чем увлекался. Леня на фронте вспоминал, как читал ему папа лирику Пушкина. Мама говорила, что любил отец лирику Лермонтова, но в последние годы «больше склонялся к Пушкину».
О школе в Песочне хорошие воспоминания. Директор Азаров, молодой коммунист, пользовался большим уважением. Среди учеников никакой распущенности. Хорошая библиотека была в школе, мастерские. На переменках играл модный в те времена шумовой оркестр. Тактичные, доброжелательные взаимоотношения между учителями, любовь и уважение учеников облегчали работу и жизнь отца. Работа школьная все же приятнее была ему, чем чертежи и стук арифмометра в Вятке. И питались мы лучше, немного приоделись...
В июне 1936 г. отец со мной поехал в М. Богатьковку. 18 июня приехали в Смоленск, в 7-м часу утра. Пошли в город. Поднялись в гору, шли по ровной улице, слева вдоль тротуара были изредка зеленые деревья. Навстречу группками и по одному красноармейцы. Некоторые мне подмаргивают: «Эй, курносая!» Взглянула стыдливо на отца, а он идет справа рядом, стройный, сильный, и улыбается. Немного выше среднего роста, глаза карие, довольно большие, хотя и глубокие. Улыбка красивая, добрая. 42 года было ему, а мне 15.
Находились по городу, сели отдохнуть в сквере, напротив памятника М. И. Глинке. От пединститута по аллее группа студентов, человек пять парней и девушек, показалась, недалеко от нас прошла. Отец обращал мое внимание, как тот или другой голову держит, смотрит, руки несет, и говорил тихонько, какой у кого характер, настроение. Раньше говорил мне, что у человека в минуту скрытого переживания, задумчивости большой палец на руке бывает зажатым остальными четырьмя. И чем больше печаль, тем глубже и сильнее зажат палец.
Побывали на праздничном гулянье в городском парке. Под вечер сели в поезд, который шел через Темный Лес. Запечалились, потому что перед посадкой услышали по радио, что умер Максим Горький.
С Темного Леса вез нас Яким Иванович. Он жил возле станции, имел коня. Отец и раньше любил поговорить с ним в пути, услышать новости. К утру были у деда.
В 1936 г. дедова хата стояла вдоль улицы, состояла из трех частей...
Дед Иван Кузьмич работал на колхозной пасеке (хорошим пасечником был), вил для колхозного хозяйства путы, веревки. Имел трудодни, а было ему 80 лет. Плел лапти, корзины, запасал березовые веники. Характер у деда, знаю, был тяжелый, однако дети любили его. Был очень трудолюбивым. Смотрел и за своим садом, несколькими ульями. Липовым медом угощал.
...На октябрьские праздники 1936 года приехали к нам в Песочню дядя Гаврила Иванович и его жена Лара. Первая встреча после длительной и тяжелой разлуки. Сколько разговоров, воспоминаний. Дядя Гурик, геолог, ходил с Леней рассматривать камни, меня учил танцевать модную тогда «Рио-Риту». Объяснял он мне основы стенографии, беседовал с Леней о многом, что волновало пытливого подростка. Ходили в школу на праздничный вечер отец, дядя Гурик, Леня и я.
В Песочне достал отец скрипку, намеревался купить ее. Играл изредка свои мелодии-импровизации, богатьковские песни, а на балалайке — вариации мелодии «Горные вершины спят во тьме ночной» и пр. Из жнивных песен помню еще «По гороховому полю, по ячменному», «А у нашего пана дожиночки рано». Мама любила петь их.
...Одно обстоятельство сокращало свободное время: отец готовился сдать экстерном экзамены за полный курс педагогического института в Смоленске.
...В начале лета 1937 г. я одна поехала к деду. Леня был в пионерском лагере. Ненадолго съездил отец в Москву, купил кое-что маме и мне. С могилы сестры Ганны засохший цветок привез... Навестил В. И. Пичету. На этот раз встретили настороженно очень. Отец не обиделся. Такое было время... Настроение и в нашей семье было тревожным. Не было полной веры, что минует нас беда и горе. Нервные мы были все. Я однажды недалеко от крыльца дома нашего, разозлившись назвала отца: Максим Иванович. Сразу же почувствовала, как вздрогнул он, сказал лишь: «Погоди, поживешь — и Кузьму отцом назовешь!» — повернулся и пошел от меня в дом.
К концу лета 1937 г. отец приехал за мной в М. Богатьковку. Сходили с ним в Славное, к родне.