— На мой взгляд, вполне разумно. Но вы понимаете, что вывоз установки с Тайваня потребует не меньших затрат, чем выплата долга Народной Республике?
— Понимаем, но, к сожалению, не видим альтернативы. Я не сомневаюсь, что «Апогей» должен быть закончен к началу следующего года.
Сунь хотел продолжить, как вдруг движение на море привлекло внимание Цю.
— Поднят красный флаг! — вскричал он.
Оба бросились под защиту мешков с песком. Мощная волна ударила по наушникам Цю. Вокруг него со стуком посыпались обломки скальной породы. Он взглянул вверх: три верхних ряда мешков свалились на террасу, некоторые порвались, и песок рассыпался.
Цю встал и поднес к глазам бинокль, чтобы посмотреть, какой нанесен ущерб. Линия горизонта изменилась. Всего минуту назад Циньмэнь частично загораживала скала, на которой затаился передовой наблюдательный пост. Теперь там ничего не было, кроме нескольких острых гранитных обломков, устремленных ввысь, словно сталагмиты.
Цю направил бинокль на море, рассматривая валуны на другой стороне узкого залива, и уловил ярко-зеленое пятно. Зеленое, что-то зеленое…
Цю Цяньвэй… с вами все в порядке? — Сунь подполз к нему на коленях. — Прошу вас, помогите.
Оставив бинокль, Цю бросился к шефу. На мгновение Суню показалось, что под ним закачалась земля, но вскоре ему удалось обрести равновесие.
— Вы что-нибудь видите? — спросил он хриплым каркающим голосом.
— Ногу, — спокойно ответил Цю. — На скале. Оторвана по самое бедро, но форменные брюки целы.
Сунь Шаньван уставился на него как на сумасшедшего, но Цю как ни в чем не бывало продолжал докладывать:
— На ноге остался ботинок. В воде, метрах в десяти от ноги, плавает что-то похожее на плечо, обнаженное, при нем часть человеческой головы. Рядом форменная фуражка. Это все. — Цю помолчал. — Хотите взглянуть сами?
— Нет, спасибо, полковник. — Сунь стряхнул с рубашки гранитную крошку с таким видом, словно мелкие осколки прилетели с другой планеты.
— В Политбюро правы, — резко произнес он. — Настало время покончить с этим абсурдом.
— Я рад, что увидел все это перед тем, как отправиться на задание. Хоть какая-то ясность. Буду помнить о том, что я делаю и зачем.
Сунь вытащил из нагрудного кармана квадратик папиросной бумаги и протер очки.
— Вы должны ехать через две недели. — Сунь пристально наблюдал за лицом Цю, словно не был уверен, что тот согласится. — Вы, кажется, не слишком довольны?
Цю поморщился:
— Тайвань… не люблю ни Саймона Юнга, ни его партнеров.
— Естественно. Ваше последнее задание едва не провалилось по его милости.
— Он похитил моего сына!
— Он держал вашего сына в качестве заложника, чтобы добиться свободы для себя и своей семьи. Вы сделали бы совершенно то же самое на его месте.
— Возможно. Но он создал мне семейные проблемы, которые… — Цю резко смолк, готовый откусить себе язык.
Сунь прищурился:
— Что?
— Ничего. Это неважно.
— Ваше благополучие очень важно.
Цю покачал головой, но поделиться ему хотелось.
— Моя жена стала чересчур осторожной. Вот и все.
— Понимаю. — Сунь внимательно посмотрел на него и сказал: — Отсюда вы поедете в штаб командования Военной зоны Фуцзяни. Потом — в Сингапур, через Шанхай и Гонконг. Все необходимое для вашего путешествия будет передано вам в надлежащее время. И еще, полковник…
— Да?
— Мне было бы интересно узнать в свое время, как Саймон Юнг отреагирует, узнав, что новый управляющий банком по совместительству и дивизионный командир бригады «Маджонг»!
Цю едва заметно усмехнулся:
— Я пришлю вам почтовую открытку, господин начальник.
Часть II
ДЕКАБРЬ — ЯНВАРЬ
Корпорация Тайвань
Глава 6
Казин, кряхтя, втиснулся в машину.
— Куда вы смотрите?
Крабиков поспешно изобразил радужную улыбку.
— На шубу, товарищ председатель, и на… на шапку.
— Нравится?
— Очень элегантно.
— Мне всегда хотелось иметь бобровую шубу и шапку.
Крабиков не мог припомнить, чтобы Олег Казин когда-либо признавался в любви к шмоткам. Опять пошел снег. На глазах у генерала ветровое стекло стало белым, и ему пришло в голову, что причуды Казина, появившиеся в последнее время, похожи на снежинки, падающие на грубую землю: вскоре снег покроет все, и неровная поверхность станет гладкой. Для Крабикова это был образ, олицетворявший приближение Казина к смерти: великое множество всяческих капризов и безрассудств, словно крошечные льдинки, от которых плоть стынет и разглаживается, пока не перестает биться сердце. А затем тело затягивает коркой льда целиком, и о нем забывают.