Выйдя из больницы, мы с княжной не сговариваясь направились гулять по городу. Сначала через Жуковского и Лиговский дошли до площади Восстания, которая в этом мире называлась Знаменской. Привычная гостиница «Октябрьская» также осталась «Знаменской». Вокзал, кстати, неожиданно оказался не Московским, а Николаевским. А я даже и не знал, что его переименовывали. Но самым главным отличием было то, что вместо обелиска «Городу-Герою» в центре площади возвышалась триумфальная арка, возведенная в честь победоносного окончания Великой войны.
Обойдя площадь по периметру, направились по солнечной стороне Невского уже в обратную сторону, к Дворцовой площади. Очень неспешным прогулочным шагом часа за полтора прошли весь Невский и решили пообедать. По настоянию княжны направились в «Café de Paris» на Конюшенной с, по-моему, аутентичной вывеской «A. C-U-B-A-T» из древних электрических лампочек. Первая светящаяся вывеска в городе, как сообщила мне настроенный на сообщения о знаковых местах и событиях туристический гид. Еще успел мельком увидеть справку со стандартным набором информации об исторических личностях, посещавших сие заведение, популярное у самых высоких гостей, вплоть до императорской семьи, перед тем как снял очки. А снял потому, что заходить в такое заведение с подобным девайсом как понимаю не принято, о чем мне подсказал говорящий взгляд Анастасии.
В ресторане было немноголюдно. Традиционно обед здесь во второй половине дня, а время завтрака уже закончилось. Проблем с местами не возникло, и вскоре мы заняли столик у окна. Анастасия вела себя спокойно и сдержанно, но судя по ощущаемым мною эмоциям, девушка волновалась. Неудивительно — это для меня все люди вокруг просто безликие посетители, а вот для Анастасии, которая ориентируется в лицах аристократии, многие присутствующие наверняка знакомы. И нервничает она не от того, что оказалась среди столь «высоких» гостей, а потому что за ней тянется шлейф недавних скандалов. Вот только зачем тогда было так откровенно выходить в свет? – подумал я. Легко могли бы в обычной кафешке перекусить. Подумал, но спрашивать конечно же не стал, изучая меню.
«Запеканка» - зацепился я взглядом за название напитка в винной карте. Стоящий за плечом официант уровню заведения явно соответствовал. Потому что, заметив мое внимание к названию, он моментально сделал шаг вперед, выходя из ненавязчивого сумрака и склонился в полупоклоне.
- Запеканка – это особо приготовленная водка, ваше благородие.
- Каким образом приготовленная? – поинтересовался я с неподдельным интересом.
Название это было мне очень знакомо, застряв в памяти вот уже много лет назад. Дело в том, что в детстве я прочитал коротенький гастрономический рассказ Чехова «Сирена», который может вызвать неконтролируемое слюноотделение даже у закоренелого солнцееда или пищененавистника. И было в этом рассказе упоминание того, что хороший обед замечательно полирнуть тремя стопочками запеканки. Сносок в тексте не было, а как запеканка может оказаться в рюмке, я тогда не понял, но хорошо запомнил. И столь неожиданно было встретить это загадочное название сейчас, да и еще с возможностью ответ получить.
- Запеканочка готовится в нашем фермерском хозяйстве, в пригороде, ваше благородие. Для приготовления используем водочку из чистейшей талой воды финляндских ледников. Дважды перегоняем ее на лимонных корках, заливаем в четырехлитровую бутыль и добавляем многие пряности. Бутыль обмазывается слоем ржаного теста, после четыре дня ставится в печь, в вольный дух после выпечки хлеба. После этого водочку процеживают и подслащают медом. Цвета и вкусы разные – мята дает зеленый цвет, черника – черный, подсолнечные семена – фиолетовый, скорлупа кедровых орехов – коричневый, шафран - желтый.
- Занятно, благодарю, - покивал я, и официант моментально исчез из поля восприятия.
«Ешь ананасы, рябчиков жуй» - неустанно принялся твердить мне лейтмотивом внутренний голос, когда не удержался и в числе прочего заказал одно из фирменных блюд – запеченные в золе перепелиные яйца с тертыми рябчиками. При этом испытывал странные чувства. Гастрономический рассказ Чехова читал в детстве, в девяностые - время, когда за лакомство считался черный хлеб с сахаром, политым водой (чтобы не рассыпался). В сытные дни – черный хлеб с маслом и вареньем. И описанные Чеховым гастрономические изыски были тогда для меня фантастикой даже более отдаленной от реальности, чем Волшебник Земноморья Урсулы Ле Гуин. Сейчас же словно сам стал частью этой фантастической истории. Причем почему-то с необычайной четкостью вдруг ощутил, что нахожусь не в родном, а в чужом и непривычном мире. Впрочем, после бокала Шабли все быстро прошло, и от тяжелой тоски по дому не осталось и следа.