Только сейчас, после длительной для меня паузы, не пристегнутая княжна по инерции резкого торможения подалась вперед, машинально выставляя руки. Когда ее ладони медленно-медленно – во времени, воспринимаемом мной тягучей патокой, коснулись приборной панели, я увидел у нее на кистях и запястьях несколько белых полос, как бывает при обморожении. В момент касания приборной панели белая кожа на руках княжны в нескольких местах потрескалась, и я увидел появившиеся капельки крови. Да, создание заклинаний с помощью свободной стихийной силы не прошло для княжны бесследно – отметил я, включая заднюю передачу. Время понемногу возвращалось в привычные рамки, и понемногу меня вжимало в удерживающий ремень ускорением – ехал я уже назад.
Загудев трансмиссией, феррари нырнул в арку и выскочив задом обратно во двор едва не задел пришедшего в себя после попадания снежка хозяина. Заднего стекла в машине не было в принципе, и мне даже не обернуться – поэтому ехал, ориентируясь по боковым зеркалам. Наверное, какая-то кнопка должна выводить для удобства крупное изображение с камер при езде задним ходом, но разбираться, где эта кнопка, времени у меня не было. А в режиме спорт подобная картинка видимо автоматически не появляется.
Хорошо я на грузовике ездить учился, так что сейчас проблем с движением по зеркалам не испытывал – мелькнула у меня мысль, когда я проехал задом через двор, направляя машину в следующую, перегороженную решеткой арку.
«П-пух!» - в ответ на мои мысли сказало правое зеркало, уходя насовсем. Это я не очень точно вписался в проем; но моментально забыл об этом, когда машину тряхнуло ударом и следом раздался металлический скрежет кузова. От тарана разогнавшейся машины створки решетки мгновенно распахнулись. Но с силой ударившись о стены отскочили обратно, пройдясь по бокам машины и царапая кузов. Да, лишив меня еще и левого зеркала.
Уже не видя куда еду, я выскочил в следующий двор. Резким слитным движением выкрутив руль до упора, топнул по тормозам. Феррари с визгом резины развернулся почти на месте, подскакивая на крупной брусчатке. При этом распугав благочестивую компанию, отшатнувшуюся от покатившегося снесенного вазона с небольшим деревцем.
«Простите-извините!» - на секунду отнял я руки от руля в кающемся жесте. Но почти сразу вспомнил, что машина тонирована наглухо и местным жителям меня не видно совсем.
- Эль, придумай что-нибудь с полицией! – крикнул я, нажимая на газ и держа взглядом темнеющую арку проезда. Феррари тронулся с места как стартующий с катапульты истребитель на палубе авианосца и влетел в очередной двор. Этот, к счастью, решеткой закрыт не был, и проскочив его мы выскочили на узкую улочку.
Оказались на Вознесенском проспекте – справа открывался вид на золотой шпиль Адмиралтейства, и дорога вела обратно на Дворцовую. Я же повернул налево, к памятнику Николаю I на коне, видневшемуся в перспективе домов.
Справа возмущенно закричал прохожий на тротуаре. Стараясь в заносе удержать машину на дороге, я увидел только как его рот шевелится – звукоизоляция в салоне удивительная. Зато отчетливо услышал противный скрежет дисков о поребрик, отдавшийся мне прямо в сердце визгом пенопласта по стеклу. Божечки, там минимум двадцатое литье, настоящее произведение искусства, а я как последний еретик их покоцал бордюрной болезнью. Но расстроился лишь на краткий миг - подумал, что машину все равно в тотал страховая спишет: я ведь ее об решетку загасил уже нормально.
- По маршруту! – произнес у меня в ухе Элимелех, и в этот момент на лобовом стекле появилась подсвеченная проекция. Причем мало того что показывая маршрут, так еще и выделяя цветом дорожное полотно, словно в гонке компьютерного симулятора.
Я на этот примечательный момент пока даже внимания почти не обратил – времени не было. Потому что Вознесенский здесь, как и в моем мире, был односторонним. И конечно же я сейчас ехал против шерсти, так что пришлось уходить от столкновения сразу с несколькими машинами, под аккомпанемент испуганных возгласов Анастасии.
За несколько секунд, счастливо избежав аварий, мы проскочили почти весь Вознесенский и оказались рядом с Асторией, которую покинули утром в гораздо более благодушном настроении. Из дверей гостиницы как раз выбегало сразу трое людей, и все они…
«Ты был прекрасен как Иисус…», - приятным женским сопрано, скорее даже меццо-сопрано, напел внутренний голос песню Шнурова о влиянии тяжелых наркотиков на хрупкий разум легкомысленных юных леди. Напел потому, что все трое выскочивших из главного входа гостиницы были со светлыми нимбами, оставшимися видимо после подсветки целительницой. Двигались они кучно, и я даже не думал – на рефлексах дернул рулем сначала влево, залетая колесами на тротуар через невысокий поребрик, а после до упора вправо, одновременно дергая ручник, бросая машину в занос.