Эван развел руками, браслеты тихо зазвенели.
— Дождь путешествует как хочет. Передвинь его слишком быстро — он развеется. Слишком медленно — и ему станет скучно, он прольется.
— Дождю станет скучно?
— Простое слово, обозначающее сложное… — Он дернул светлую прядь своих волос, подыскивая слово.
— Сложную вещь? — предположила Ребекка.
— Да, сложную вещь.
Они обменялись довольными взглядами, и Роланд почувствовал за этим еще что-то.
— Есть, кроме сказанного, какие-то вещи, которые мне хотелось бы понять. — Дару заходила по комнате взад и вперед.
«Вступай в клуб», — подумал Роланд, устраивая Терпеливую у себя на коленях. Последний раз он был в чем-то уверен и что-то понимал до того мгновения, как из-за угла показалась Ребекка.
— Ты пришел, потому что тебя призвала Ребекка, так?
— Для этого и Роланд много сделал, но, в общем, верно.
— Ладно, а он как сюда попал?
Молчание, наступившее в ожидании ответа Эвана, нарушал только легкий шелест кошачьего языка — Том вылизывал черные полоски хвоста.
— Есть две возможности, — произнес наконец Эван. — Либо в этом мире мужчина или женщина совершили зло, призвав при этом Тьму…
— Черные свечи, пентаграммы и человеческие жертвы, — тихо сказал Роланд, и Терпеливая ответила ему аккордом.
— Да, — подтвердил Эван, — так когда-то призывали Тьму. Но на этот раз, я думаю, она проникла сюда по собственной инициативе, воспользовавшись ослаблением барьеров в Иванову ночь. Хотя в определенном смысле его тоже призвали… В этом мире много тьмы, и она взывает к Тьме за барьером. Постепенно барьер слабеет и пропускает кусочек Тьмы. Обычно этот кусочек столь мал, что не имеет тела и либо рассеивается, оставляя на своем пути плохое настроение, либо находит «хозяина» — человека, в которого вселяется, и тогда он может создать себе постоянное обиталище. И такие сгустки Тьмы способны прожить долго, даже если против них и выступит немного Света.
Он наполнил солнечным светом сложенную чашечкой ладонь и рассыпал его по пальцам тонкой филигранью.
— Конечно, подобным же образом призывают в ваш мир и Свет. Иногда происходит такое деяние Тьмы или Света, на которое могут ответить и создания побольше: гоблины и кикиморы, единороги и фавны. Чтобы прошел Адепт, Тьме пришлось ждать до тех пор, пока призыв не стал почти непреодолимым. И она ждала, собрав все силы для единой цели.
Он снова вздохнул.
— К счастью, она это делает редко — самодисциплина не принадлежит к числу сильных ее сторон. Когда пришло время, она двинулась, протиснув такой большой кусок самой себя, чтобы можно было открыть врата для остального. Не думаю, что протискивание сквозь барьер было приятным.
— Ты будто сочувствуешь ему, — поморщилась Дару.
— Я сострадаю любому, кто испытывает боль, — ответил Эван без тени оправдания в голосе. — Даже ему. Но это не помешает мне его уничтожить.
— Не понимаю, что значит — «протолкнуть сквозь барьер кусок себя»? — Роланд крутил эту фразу так и сяк, но смысла не видел.
— Есть только одна Тьма и только один Свет. И он — частица Тьмы, как я — частица Света. И если Тьма держит свои фрагменты вместе, не доверяя им, то Свет не желает, чтобы хоть что-то было его частицей против воли.
— Что любишь — отпусти. Если вернется — оно твое. Если нет — никогда твоим не было.
Все повернулись к Ребекке, и она вспыхнула.
— Это я на футболке прочла, — объяснила она, закусив нижнюю губу и боясь, что сказала что-то не так.
Эван отбросил волосы от лица, и в глазах его вспыхнули искры.
— Но это точно то, что я сказал!
— Правда?
— Точно то, — повторил он.
Довольная, Ребекка кивнула.
— Я так и думала.
Дару пожала ей руку и снова повернулась к Эвану.
— У тебя хватит сил его победить?
— Один на один, он и я? — Эван пожал плечами, но искра в глазах потухла. — Для поддержания равновесия мы обладаем равной мощью, но Тьма невыдержанна и расходует силы просто для забавы.
Дару вздохнула.
— Вопрос был — да или нет, а в твоем ответе — ни того, ни другого.
— Ну ладно, — усмехнулся он. — Ответ: возможно. Но сначала его надо найти.
— А ты не мог бы просто, ну, я не знаю, — Роланд прошелся по басовой струне, — произнести заклинание и узнать, где он?
— Нельзя. Если он не нарушит равновесия, я должен буду искать его точно так же, как искал бы любого другого смертного.
— Меньше, чем за неделю?
— Да.
— А ты знаешь, как он выглядит?
— Я узнаю его, если увижу.
Теперь настал черед Роланда вздохнуть.
— А ты знаешь, какой это большой город? И сколько в нем людей?
— Знаю, — ответил Эван. — Но мне помогают.
Роланд и Дару обменялись взглядом, в котором впервые с момента их знакомства мелькнуло полное взаимопонимание.
— А еще, — продолжал Эван, игнорируя выражение недоверия на лицах Роланда и Дару, — мы должны узнать, где он хочет открыть врата…
— А ты можешь назвать какие-нибудь параметры их местонахождения? — перебила Дару.
— Да.
Она облегченно вздохнула.
— Обширное открытое пространство, где земля не загромождена бетоном и сталью.
— Парк! — подпрыгнув от возбуждения, предположила Ребекка.
— Да ты знаешь, сколько в этом городе парков? — возразил Роланд.
— Знаю.
Голос Ребекки был настолько серьезен, что Роланду больше ничего не оставалось, как только поверить, что она действительно знает, сколько в городе парков.
— Нам нужна карта. — Дару встала и оправила складки сари. — У меня в машине есть. Сейчас принесу.
Надеясь, что никто не видит, Роланд посмотрел ей вслед. Было ему очень стыдно, но зрелище колышущихся под шелком бедер того стоило.
Она вернулась, неся карту Торонто — кусок материи, навернутый на руку, а еще бумажный прямоугольник дюймов восемь в длину.
— Ты штраф за неправильную парковку не можешь аннулировать? — спросила она Эвана, бросая карту и квитанцию на стол Ребекки.
— Извините, не по нашему ведомству. Кесарю кесарево.
Дару кивнула, ничуть не удивившись.
— Значит, Библию ты знаешь.
— Я все ваши литературные шедевры читал. Библию, Коран, Шекспира, Уэллса, Гарольда Роббинса…
— Как?
— Шучу, — подмигнул Эван.
Дару вскинула на него глаза и пошла в ванную переодеться.
— А «Винни-Пуха» ты читал? — спросила Ребекка. — Моя любимая книга.
— Ну конечно. — Эван осторожно, чтобы не задеть цветы, вытянулся на подоконнике, подогнув под себя ноги в ботинках. — В Пухе есть великая мудрость.
— Особенно для медведя с опилками в голове, — согласилась Ребекка.
С этой ее стороной Роланд тоже не был знаком.
— Ты его сама читаешь? — поинтересовался он.
— Конечно! — Ребекка даже возмутилась. — Я и посложнее «Пуха» книги могу читать.
Минутку подумав, она добавила:
— Но не очень посложнее.
— У Ребекки, — сказала вернувшаяся в комнату Дару, она успела переодеться в шорты и подходящую к ним рубашку, — полный комплект «Паддингтонского медведя».
— А я люблю медведей, — гордо заявила Ребекка. — У меня и другие книги про них тоже есть.
Роланд отметил, что Ребекка читает для удовольствия куда чаще, чем большинство выпускников колледжа.
— Парки — это зеленое? — спросила она.
— Верно.
— Иногда, — удовлетворенно вздохнула Ребекка, — некоторые вещи имеют смысл. Парки нарисованы зеленым, — пояснила она Эвану.
Стол был маленький, в квартире жарко, и Роланд, никогда особо не интересовавшийся парками, вскоре решил, что лучше смотреть со стороны, чем смешиваться с толпой. Из разговоров этой толпы он понял, что Ребекка уж точно знает в городе каждый парк, и сколько в нем деревьев, и кто — или что — на каждом дереве живет.
Том вспрыгнул на подоконник, задержался на краю открытого окна и скрылся с глаз. Роланд решил, что кот не стал бы прыгать, кабы не был уверен в безопасном приземлении, а потому продолжал рассеянно перебирать струны, не упомянув об отбытии кота.