И тут мне показалось, что еще немного — и я не выдержу. Кто-то, совсем как тогда, наложил печать на мои губы. Я не могла говорить. Хотела, но не могла. И собственный голос вдруг показался мне каким-то чужим и ломким.
— Мартин, — начала я, изо всех сил стараясь не сорваться. — Мартин, я не могу любить мужчину, как обычные женщины. Просто не могу. Мне кажется, я исчезаю. Растворяюсь. Распадаюсь на отдельные части, словно механизм, работа которого зависит от тысячи маленьких колесиков и пружинок. Этот механизм неожиданно вышел из строя, и каждая деталь бесконтрольно вращается сама по себе. Нет, я не способна любить, как обычная женщина.
— Но ты можешь и просто обязана, — возразил Мартин. — Все, что ты рассказывала о времени, проведенном вместе с Эллиотом, — и есть нормальная любовь. Здесь и двух мнений быть не может. Хотя ты и сама знаешь, что я прав.
Я собиралась сказать «нет». Мне было очень важно это сделать. Привести массу самых разных причин, чтобы объяснить, что он слишком упрощает.
Мартин придвинулся ко мне поближе, так что на лицо его упал слабый свет, идущий из холла, и успокаивающе сжал мне руку.
— Можешь ничего не говорить. Ты все сама прекрасно знаешь. Однако есть в создавшейся ситуации нечто действительно неправильное.
— Да…
— Так или иначе, но ты чувствуешь, что любовь эта лишает права на существование тайную жизнь, жизнь в Клубе. И невозможно смешивать одно с другим. Если это настоящая любовь — между тобой и Эллиотом, — тогда то, что ты делала раньше, действительно плохо. Хотя все не так просто. Не так однозначно. Ты не имеешь права строго себя судить!
Я прикрыла глаза рукой и отвернулась. Я чувствовала: мы уже идем по краю пропасти, и сама испугалась этого, поскольку не ожидала, что подобные разговоры могут нас так далеко завести.
— Лиза, не пытайся убежать от себя, — увещевал меня Мартин. — Не ищи объяснений, не задавайся лишними вопросами и не вздумай убегать! Возвращайся в Клуб и скажи Эллиоту все, что говорила мне, все, что он хотел услышать в ответ, признаваясь тебе в любви.
— Мартин, это невозможно! — воскликнула я.
Мне необходимо было остановить распад собственной личности, подавить жуткое чувство, будто я разваливаюсь на куски.
Но тут мне в голову пришла странная мысль: а что, если Мартин прав и мы с Эллиотом сможем любить друг друга? А что, если то, что было хорошо с расчетом на один год, будет еще лучше с расчетом на десятилетия? Ради такого стоило умереть и воскреснуть обновленной! Но в этом-то и была загвоздка.
— Мартин, ты ведь знаешь, через что мне пришлось пройти! — продолжала упорствовать я.
— Ну как ты не понимаешь?! — рассердился Мартин. — Ведь то же самое можно сказать и об Эллиоте. Лиза, эта любовь зародилась в Клубе. Зародилась в укромном уголке твоей тайной жизни. Думаешь, с тобой могло случиться нечто подобное где-то еще? А как насчет Эллиота? Думаешь, с ним такое раньше случалось?
— Не знаю.
— Ну а я знаю. Эллиот любит тебя, прекрасно понимая, кто ты такая, и ты его тоже любишь, прекрасно понимая, что он собой представляет. Здесь вовсе не та ситуация, когда на одной чаше весов нормальная любовь, а на другой — экзотическая. У вас все наоборот, и об этом можно только мечтать: рядом любимый человек, от которого у тебя нет секретов.
Тут я остановила Мартина взмахом руки. Не так быстро! Я просто не поспеваю за ходом его мысли.
— Тогда отчего мне так трудно вернуться обратно? Какого черта я до смерти боюсь снова увидеть Клуб?
— Скажи, почему ты решила его увезти? — спросил Мартин.
Потому что там я не могла узнать его так хорошо, как здесь! Не умею смешивать два своих «я». Один Бог знает, как это удается другим! Скотту, например. Или Ричарду. Даже тебе. Ты можешь спать со своими любовниками, разговаривать с ними и спокойно переключаться с одного на другое…
— Но ведь все наши ритуалы для того и созданы, чтобы защитить тебя.
— Да! — вое кликнула я и сразу же замолчала. прижав руку к губам. Я сама от себя такого не ожидала, но на меня нахлынуло чувство обиды из-за того, что все так сложно, и одновременно будто снизошло озарение от этого простого «да». — У меня уже голова не работает, — пролепетала я дрожащим голосом, чувствуя, что вот-вот опять разрыдаюсь. В который раз. — Я не могу мыслить разумно, не могу поверить в то, что человек, прошедший, как и я, огонь, воду и медные трубы, способен полюбить!